Норман Мейлер - Евангелие от Сына Божия

По слухам, Иоанн утверждал, будто мясо и вино поселяют в человеческом теле демонов. Поэтому сам он питался только диким медом и саранчой. Говорят, саранча помогала Иоанну изгонять неверие из сердец его паствы. А дикий мед согревал его голос, когда он взывал словами пророка Исайи:

— Сделайте извилистые дороги прямыми, а ухабистые гладкими — для Господа нашего!

Рассказывали также, что от употребляемой им в пищу саранчи дух Иоанна сделался суров и он вопрошал кающихся грешников:

— Змеиное отродье, кто предупредил вас, чтобы вы бежали от грядущего гнева Господня?

А когда люди спрашивали: «Что же нам делать?» — Иоанн отвечал:

— Пусть тот, кто имеет два теплых одеяния, поделится с тем, кто не имеет ничего.

Еще он твердил о Том, кто сильнее его, Иоанна, и придет за ним следом.

Впервые его увидев, я поспешно отвел глаза. Недолго осталось ему пробыть в нашем мире. Я понял это так ясно, словно смерть уже распростерла над ним свои крыла.

Затесавшись в толпу паломников, я смог разглядеть Иоанна прежде, чем он увидел меня. Люди принимали крещение, уходили, я оставался. Место было голым и пустынным, но, сокрытый в тени большого камня, я пронаблюдал за обрядом крещения много раз. За полдень, когда камни раскалились под палящим солнцем, мы наконец остались вдвоем, и я выступил вперед.

— Я ждал тебя, — коротко сказал Иоанн.

Глаза его были разом светлее неба и бледнее луны. Редкая борода длинна. На щеках и в ушах кустились волосы. В бороде застряли крылышко и лапка саранчи, чему я немало удивился. Ведь Иоанн много раз на дню погружался в воду, омывая новообращенных. Откуда же остатки пищи? Но это не отвращало. Просто лицо его было изборождено ущельями, и, естественно, там водились малые твари.

Иоанн взглянул на меня и произнес:

Ты — мой троюродный брат. — И добавил: — Я знал, что ты придешь сегодня.

Почему ты знал?

Он вздохнул. Дыхание его прошелестело ветром в пустыне. Он ответил:

— Мне велено ждать тебя. Но я очень устал. И рад, что ты уже здесь.

Он показался мне таким близким и родным, что я готов был каяться во всех грехах. А ведь никому прежде я не открывал свою душу — гордость не позволяла (да и грехи мои были малы). Теперь же я, тридцатилетний человек, уважаемый мастер плотницкого дела, чувствовал себя мальчишкой, невинным и робким, перед умудренным и суровым мужем. Я старательно искал, в чем бы покаяться, но на память приходили лишь мелкие грехи: то недостаточно почтительно поговорил с матерью, то томился среди ночи плотским соблазном, да еще случалось рассудить поспешно и несправедливо — пару раз, не больше.

— Что ж, — сказал Иоанн, — все равно кайся. Грехи наши всегда больше, чем нам о том ведомо.

Я вошел в реку. Иоанн последовал за мной и вдруг, одной рукой зажав мне нос, другой с львиною силою надавил на лоб, так что я погрузился в воду по самую макушку. Все произошло быстро, и я, не успев набрать воздуха, наглотался иорданской воды, захлебнулся. И в этот миг постиг всё — ясно и зримо, и жизнь моя переменилась навсегда.

Что это? Уж не Всевышний ли слетает к нам голубем? Только я показался из воды, этот голубь сел на мое плечо. И я вновь обрел все утраченное. Я снова был в согласии с собою: пусть бедный, но полный достоинства человек. А потом мне явились небеса. Небеса на миг приоткрылись, и я увидел миллион — нет, миллион миллионов душ.

Раздался Глас — прямо оттуда, свыше. Он сказал мне в ухо:

— Я знал тебя раньше, чем сотворил во чреве.

Я затрепетал, страшась и ликуя. Никогда прежде не знал я таких сильных чувств. Я обратил взгляд к небу и произнес:

— Господи Боже! Я — малое дитя.

И Бог сказал мне, как когда-то пророку Иеремии:

— Не говори «я — малое дитя», ибо тебе предстоит идти туда, куда я пошлю тебя.

Голубиный клюв — благословляющий перст Божий — коснулся моих губ. Слово Божье прожгло меня огнем до самых костей. Такой жар я ощущал лишь однажды, в детстве, когда болел горячкой.

Иоанн снял руку с моего лба. Мы стояли посреди реки. Голубь улетел. Мы немного поговорили. Я поведаю и об этом разговоре, всему свой черед. Уходя, я знал, что никогда больше Иоанна не увижу. Я шел, а он пел, но не мне, а водам реки Иордан. Вкус этих бурых вод долго оставался на моем языке, и песчаная пыль этой пустыни долго иссушала мои ноздри на длинном пути домой, в Назарет.

Солнце клонилось к закату, вызолачивая камни и скалы. Голос Иоанна Крестителя все догонял меня, и было это не пением — песен он не знал, — а кличем овна, созывающего стадо.

Я шел упруго, уверенно. Теперь я был — не как все. Даже ноги мои ступали шире. Я наконец познал человека, поселившегося внутри меня. Человека лучшего, нежели я был прежде. Теперь я стал им.

Небо заволокла огромная туча. Начался ливень. С одного конца пустыни на другой перекинулась радуга, и надо мною разлилось Божественное сияние. Я лег на мокрый горячий песок, но Его голос приказал мне:

— Встань.

Я повиновался. Он продолжал:

— Когда-то Я поговорил с пророком Иезекиилем, и он спас народ наш в вавилонском плену. Теперь те же слова предназначены тебе: «Сын Человеческий, посылаю тебя к сынам Израилевым, к народу, который, возмутившись против Меня однажды, остается непокорным до сего дня. Они неблагодарные и жестокосердные дети. Но ты передашь им слова Мои. Они не чужестранцы, говорящие на непонятных наречиях, а дети дома Израилева. Не страшись! Я дам тебе силу, чтобы ты мог противостоять им. Не бойся их».

Потом голос добавил в самое мое ухо: — Такие слова обратил Я к Иезекиилю. Но тебе скажу: ты — Сын Мой, и потому будешь сильнее любого пророка. Даже пророка Иезекииля.

Мне предстоял долгий переход по малознакомой земле. Я шел, вновь исполненный ликования и страха. Еще я чувствовал неимоверную усталость. Слова Господа показались мне ближе и понятнее Священного Писания, которое я изучал с раннего детства. Но и теперь, когда Он был совсем рядом, я по-прежнему испытывал страх. Ведь это Его глас раскатывается эхом на сто верст окрест, когда рушатся скалы. Я не знал, как служить Богу, который может враз покрыть кожу всех людей и тварей в Египте кипящими волдырями, наслать град на цветущие поля или огонь на деревья и травы, чтобы сжечь их дотла. Я воздел руки к небесам, словно хотел спросить: неужели я и впрямь избран, чтобы исполнить Твою волю? И Бог ответил:

— Раз ты пока слаб, не возвращайся в дом свой. Поднимись лучше на гору, что высится здесь, пред тобой. Иди же. И прими пост среди этих пустынных каменистых утесов. Воду найдешь под камнями. Пей, но ничего не ешь. В последний день твоего поста, до захода солнца, ты постигнешь, почему Я избрал тебя.

Вскоре я понял, что Он оберегает меня от напастей. Я стал подниматься в гору, но тут как раз стемнело, и я принужден был делить ложе со змеями и скорпионами. Однако ни одна из этих тварей ко мне не приблизилась. Поутру я продолжил путь и большую часть дня поднимался в гору. И не единожды вспомнил стенания пророка Исайи, поскольку здесь воистину властвовали лишь бакланы да выпи.