Мария Воронова - Клиника одиночества

– Ведь сериалы – это такое дурное дело! Ты поняла меня?

Люба понуро кивнула. Борис обнял ее и игриво прошептал в ухо:

– И отрасти, пожалуйста, волосы!

Любе было очень грустно. Наступило время принимать решение, а она боялась и не хотела этого делать. Перед ней открывались две дороги, и обе казались беспросветно черными. Что лучше – жить одной, потихоньку зверея от одиночества, или стать женой Бориса, чтобы больше ни секунды не принадлежать себе? Поступать как заблагорассудится, ибо никому нет до тебя дела, или бояться сделать лишнее движение, зная, что под боком у тебя строгий и бдительный судья?

Она хотела забыться в работе, заставляла себя погружаться в текст с головой. Узнав, что подруга взялась за описание жизни медиков, Зоя охотно снабжала ее разными подробностями, и Любе оставалось только записывать за ней, смягчая особо энергичные выражения.

Подруга лежала на диване, важно пыхтела сигаретой, пила через трубочку мартини с апельсиновым соком, а Люба сидела на изготовку перед клавиатурой, ожидая, пока Зоя вспомнит что-нибудь не слишком циничное.

– Или вот... Нет, пожалуй, не годится, тут мат на мате... Это я уже рассказывала... А вот, слушай. Дежурила я как-то у Миллера в воскресенье. Сижу себе, курю, вдруг в приемное отделение вваливаются два фашиста, а третьего тащат на носилках. Представляешь? Реальные немецкие солдаты, с автоматами, в квадратных касках. Я в шоке. «Гитлер капут!» – говорю. А немцы смотрят на наши обалдевшие физиономии и ржут как лошади. Оказывается, у них неподалеку ролевая игра проходила, исторический клуб какое-то сражение реконструировал, и одного товарища неудачно в окоп кинули – ногу сломал. Там «скорая» дежурила, она его и привезла, но врач с фельдшером специально внутрь не пошли, чтобы мы обалдели.

Люба прилежно застучала по клавишам. В Зоином пересказе это звучало не слишком интригующе, но в кино сцену можно подать выигрышно.

В дверь позвонили. Люба удивленно взглянула на часы – половина десятого, она никого не ждала.

– Кто там? – робко спросила она через дверь. Близорукая, Люба так и не научилась пользоваться глазком.

– Свои, – раздался энергичный голос. – Зоя у тебя?

– Входи, Ваня.

Стоило Анциферову познакомиться с Любой, как он запросто включил ее в свою орбиту. «Подруга любимой женщины – моя подруга», видимо, считал он. Не дожидаясь поощрений, Иван моментально перешел с ней на ты. Он то и дело поднимался к Любе за какими-нибудь хозяйственными мелочами, о которых никогда не беспокоилась безалаберная подруга и которые стали так необходимы с появлением в ее доме мужчины. Люба исправно снабжала его маслом, мукой и прочей бакалеей, Иван, дурачась, посылал ей воздушный поцелуй и с грохотом сбегал по лестнице.

Зоя не изменила привычке проводить вечера у подруги, поэтому Иван, не застав ее дома, направлялся к Любе, и начинались почти семейные посиделки, где Люба выступала в роли доброй тетушки, принимающей молодоженов. Ведь иногда влюбленным хочется побыть наедине, а иногда и в обществе.

Иван плюхнулся на диван, бесцеремонно устроив Зоины ноги на своих коленях.

– А мы сочиняем сценарий фильма про врачей, – похвасталась Зоя. – Я главный консультант, ты, если хочешь, тоже можешь принять участие. Расскажи какую-нибудь историю из жизни психов.

– Грешно смеяться над больными людьми, – насупился Иван. – Неужели ты, Люба, правду о врачах решила написать? Круто!

Искренний интерес к ее творчеству пролился целительным бальзамом на Любины душевные раны. Ни Зоя, ни тем более Иван не смотрели ее сериалы и мелодрамы, но они не считали ее труд позорным и недостойным.

– Не хочешь про психов, расскажи хотя бы про секс. – Зоя протяжно зевнула.

– Не понял?

– Редактор дал Любе задание сделать сценарий эротичным, а всем известно, что Иван Сергеевич Анциферов настоящий эксперт в этом вопросе. Ну-ка скажи, что наводит тебя на мысли о сексе?

– Ты, – немедленно прозвучал ответ.

Зоя скептически приподняла бровь:

– Допустим. А если обобщить твой предыдущий опыт? Что тогда?

– Тогда бабы.

– Какие?

– Практически любые.

– Видишь, Люба, с кем приходится иметь дело? Никакого креатива.

– Я вообще-то ориентируюсь на женскую аудиторию, – сказала Люба. – Понять бы, что им нужно...

– А им – мужики, – заявил Ваня авторитетно. – Для секса мужикам нужны бабы, а бабам – мужики. И нечего тут особенно понимать. Вставь в свой сценарий учения воздушно-десантных войск или шахтерскую забастовку.

Люба махнула рукой. Говорить с врачами об условности в искусстве так же бесполезно, как о методах удаления желчного пузыря с ней самой.

– Давайте поужинаем. – Она захлопнула ноутбук и отправилась в кухню.

Картошка была давно почищена, оставалось только зажечь под ней огонь, а форель, разделанная еще днем, дожидалась в холодильнике встречи со сковородкой.

Только Люба успела налить масло на тефлоновое покрытие, зазвонил телефон. Владимир Федорович, как не вовремя!

– Не ожидал, голубушка, не ожидал, – сказал он ласково, и Люба приосанилась, готовясь выслушать порцию похвал первой части своего сюжета.

– Я хочу спросить, Люба, не забыла ли ты, в каком жанре работаешь? У нас, напомню, мелодрама, а не вселенская трагедия.

Она прижала трубку плечом и бросила на сковородку куски рыбы.

– Нужен позитив, голубушка, позитив! Этого требуют от нас законы жанра и общественные тенденции. Кто весел, тот смеется, кто хочет, тот добьется, и так далее. А у тебя сплошная безысходность.

– Но это же только первая часть! Потом все нормально будет. Честные победят коварных, трудящиеся заработают много денег, а любовь победит вообще все. Эта штука будет посильнее, чем «Фауст» Гете! – пообещала Люба, поддевая рыбу: не пора ли переворачивать?

– Точно?

– Ну конечно!

Вот хорошо бы и в жизни так! После мрачной завязки блистательная кульминация и счастливый финал. Ах, если бы Владимир Федорович мог потребовать позитива от того, кто пишет сценарий ее собственной жизни!

– Что-то не слышу уверенности в голосе, – пробурчал редактор. – Люба, мы должны держать руку на пульсе эпохи. Это в перестроечные годы модно было создавать литературные произведения на тему «Ты дерьмо, я дерьмо, будущего нет», а сейчас совсем другая история. Все должно быть о’кей! Счастливая семья, любимая работа, белоснежная улыбка – вот к чему надо стремиться.

«Можно подумать, я не стремлюсь, – вздохнула Люба и убавила огонь под бурлящей картошкой. – Редактор то в одну крайность бросается, то в другую. Раздвоение личности прогрессирует, вот он и дает мне противоречивые указания в зависимости от того, в какой ипостаси находится. То речи об искусстве, то призывы работать по стандартам массовой культуры. Позитива в конце концов можно набраться в любом рекламном ролике, и Владимир Федорович прекрасно это знает».