Александр Тарнорудер - Продавец красок

Женщина излечилась от наркомании

Всего десять строчек получилось, а Марио почему-то говорил о тринадцати. Наверно, он ошибся. Или у него где-то есть еще материалы, которые он просто не положил в папку. Перехожу к отрицательной части:

Alpine Echo

Попал в снежную лавину в Альпах

Клептоман из богатой семьи

Lady Di

Погибла в автокатастрофе, врезалась в опору моста

Побила сестру

Crushed Rock

Самолет врезается в дом, и на голову падает каминная труба

Нагло оставил жену на стоянке одну

Turned Earth

Погиб во время землетрясения в Перу

Скандалил на пустом месте и требовал скидку

Sleepy Pink

Заснул за рулем и погиб в аварии

Хамло из больницы, бил жену и обидел Вики

Berry Wine

Ехал с вечеринки и погиб в аварии

Приставал к шестилетней девочке

Stormy Sea

Утонул при катастрофе парома

Женился и имел любовницу

Есть о чем задуматься. Я, конечно, не люблю, когда обижают детей и женщин, но не убивать же. Скажешь иногда в сердцах: «Чтоб ты сдох, паскуда!» А если тебя подслушает в это время тот, кто принимает решение? И паскуда сдохнет. Кто прокурор, что вынес приговор, а кто исполнитель? И виноват ли исполнитель, Аннушка небезызвестная? Как Марио сказал: «Повышение вероятности события». Является ли преступлением повышение вероятности события, разлитие масла, например? Иди разберись. Если просто наступить человеку на ногу грязным сапогом, а он после этого впадает в раздраженное состояние и попадает под трамвай безо всякой Аннушки, это как? Ведь наступивший ему на ногу, получается, вероятность-то и повысил. Или, скажем, сделали женщине прическу неудачную, обкорнали в парикмахерской — идет она домой, и на красный свет не реагирует. Парикмахера казнить, или как? С Инной чего случись… Так попадись мне этот парикмахер в магазине: получит Xerxes [55] Ахашверош Blue в сочетании с Bubbles [56] Пузыри — это уж по меньшей мере, можно еще и Wood Box [57] Деревянный ящик добавить, для надежности.

«Жених» этот, Stormy Sea, кому он мешал? Ходил парень одновременно за двумя девками: одна — дома, другая — в подсобке или на складе, так весь ангар потешался. За спиной у Нурит смеялись, конечно, но вида не подавали. Не знаю, что Нурит себе думала, да только выйди она после такого quicky из туалета, как туда в момент Марципан шмыгал. Лишил я, выходит дело, всех сотоварищей бесплатного зрелища и вечной темы для пересудов. И что молодые и красивые девчонки на таких плюгавых вешаются, за что любят? Нурит, как узнала про свадьбу, неделю на работе не появлялась, а потом, глядим, опять хахаль начал ходить, как ни в чем не бывало.

Правильно в народе говорят: «Не клянись с рюмкой в руке». Разволновался я что-то, зря слово себе давал. Одно утешение, в отсутствие свидетелей самому себя прощать как-то не зазорно, глаза не колет. Ощущение, только странное какое-то, полного непонимания, что происходит.

Вспомнилась весна восемьдесят третьего… У нас в КБ объявили, что очередные испытания будут на Черном море, а не на Белом. Что сразу началось! Белое-то море всем уже поперек горла, а тут путевки на курорт чуть-ли не на месяц. Какие страсти разгорелись за места на испытаниях! Только напрасно копья ломались и жопы лизались — андроповский указ помните, о «повышении дисциплины»? Вот-вот, заперли всех на базе под Севастополем, а в городе военные патрули командировочных по пляжам да по кафе вылавливают. Но не в том суть, начинаем свою ИСС-ку запускать с мышами — все дохлые всплывают. И глубина-то небольшая, семьдесят метров всего, а дохнут, сволочи. На Белом море все отлично было, мы победителями на испытания ехали. Устинов хотел достижениями перед Политбюро похвастаться — из-за этого Черное-то море и выбрали. А мы со своими мышами были кем-то вроде клоунов в программе, чтобы господ позабавить. От этой забавы, правда, наше финансирование зависело, поэтому, сами понимаете: дирекция, партком. Первый отдел себя выше всех ставит — того и гляди в саботаже и измене обвинят, а мыши дохнут, проклятые. Кессонка вроде, а точно сказать никто не может. Надо мышей в Москву срочно отправлять. Инке в институт. Договорились, конечно, с гражданской авиацией. Привозим в Симферополь ящик с мышами, обложенными сухим льдом, прямо на летное поле, а летчик в последний момент видит, что из ящика белый дымок через щели пробивается.

— Вы что, — говорит, — охуели, мужики! Сухой лед в самолет! Я еще жить хочу!

— А что делать, — спрашиваем, — мы же хотели, как лучше.

— Что за груз-то?

Показываем ему накладную: «Секретно. Мышь белая мертвая — 27 шт.» Вижу, пилоту нашему как-то плохо становится — не верит. По поводу прибытия Полибюро в Крыму чрезвычайное положение объявили, аэропорт — зона повышенного внимания.

— Не повезу, — говорит, — в другое время, может, и взял бы, а сейчас, вы уж извините, мужики.

Не знаю, что и предпринять, нам мышей позарез отправить надо. Дело жизни и смерти.

— Слушай, а что нам делать-то? Ведь это правда мыши, я тебе могу ящик открыть, сам посмотри. Возьми вот, в подарок от подводников, — даю летчику плоскую фляжку из титана на пол-литра спирта, полную, конечно.

— Сухой лед, — говорит, — никак не могу. Идите в буфет, скажите, Игорь послал, заполните ящик обычным льдом — тогда возьму.

— Протечет ведь.

— Хрен с ним, пусть течет. Соображать-то надо, мужики, углекислый газ — и в самолет.

Сдержал слово, взял мышей в Москву. Инна под утро позвонила: кессонка, нет никаких сомнений.

Вот тогда нам по-настоящему плохо стало. Мы же на Белом море все сто раз проверили да откалибровали, а как сюда приехали — дохнут, подлые, от кессонки. Давай, думаю, снимем еще раз график подъема, делать-то все равно нечего. И правда, подъем быстрее идет, чем нужно, вот и дохнут. До главного показа остается всего три дня, а у нас нет ни одного положительного результата, и, что самое противное, не понимаем, в чем дело. Сидим дни и ночи на кофе. Хороший, думаю, отдых получился на берегу Черного моря, после него нам другой конец необъятной родины светит.

Что больше всего злило — это ощущение полной беспомощности и непонимание ситуации. За два дня настроение стало хуже не бывает, даже черный юмор иссяк. Нас двое в группе было лиц еврейской национальности: Владимир Ильич и Натан Моисеевич, Натик и Владик. Я его тогда по молодости Мойшевичем дразнил. Пошли мы с ним вечером прогуляться по пирсу, Натан и говорит:

— Плохо, что Андропов к власти пришел. Видишь, как они с дисциплиной закручивать стали, как при Сталине. Вы все молодые еще, справитесь как-нибудь. Я надеялся хоть одним глазком на Мертвое море посмотреть, а теперь и пенсии, небось, не видать, на Колыме. — А у самого на глазах слезы.

Меня в тот момент как молнией ударило.