Сара Уотерс - Нить, сотканная из тьмы

— По-моему, три дня — это слишком сурово, — сказала я.

За нападение на смотрительницу? Мисс Хэксби так не считала. Мисс Брюэр серьезно пострадала и пережила такое потрясение, что оставила Миллбанк и тюремную службу вообще.

— Весьма неприятная история, — покачал головой мистер Шиллитоу.

Я кивнула, но потом спросила:

— А как Дауэс?

— Плохо, как ей и положено, — ответила мисс Хэксби.

Селину перевели в отряд миссис Притти, где теперь она перебирает пряжу, а все планы по ее отправке в Фулем, естественно, похерили.

— Полагаю, хоть эта новость вас обрадует, — добавила начальница, пристально глядя мне в глаза.

К этому я была готова и очень спокойно ответила, что я действительно рада, ибо сейчас как никогда Дауэс требуется друг и советчик. Теперь она еще больше, чем прежде, нуждается в сочувствии Гостьи...

— Нет, — выговорила мисс Хэксби. — Нет, мисс Приор.

Неужели я буду оспаривать тот факт, что именно мое сочувствие привело к нападению на смотрительницу и беспорядку в камере? Ведь именно мои заботы спровоцировали кризис!

— Вы называете себя ее другом, — продолжила начальница. — До ваших посещений она была самой покладистой заключенной Миллбанка! Что же это за дружба, которая толкает девицу на подобные вспышки?

— Значит, вы намерены прекратить наши встречи, — сказала я.

— Я намерена оставить осужденную в покое ради ее же блага. Она не обретет спокойствия, когда вы рядом.

— Она не будет спокойна без меня!

— Что ж, придется ей научиться.

— Мисс Хэксби... — начала я и запнулась, потому что чуть не сказала мама! Я схватилась за горло и посмотрела на мистера Шиллитоу.

— Срыв был весьма серьезный, — сказал директор. — Что, если в следующий раз она ударит вас, мисс Приор?

— Меня она не ударит! — воскликнула я.

Неужели они не понимают, насколько ужасно ее положение и как мои посещения его облегчают? Ведь стоит лишь задуматься: разумная кроткая девушка — самая покладистая узница во всей тюрьме, мисс Хэксби сама говорила! И что тюрьма сотворила с ней? Она не сделала ее ни мягче, ни добрее, но превратила в несчастное существо, которое уже не способно представить жизнь вне стен камеры и бьет надзирательницу, сообщившую, что пора их покинуть!

— Заставьте ее молчать, лишите посещений — и тогда, полагаю, вы сведете ее с ума или же убьете...

Вот так я и продолжала и вряд ли была бы красноречивей, даже если б отстаивала собственную жизнь... Сейчас я понимаю, что именно за свою жизнь я боролась, и мне кажется, что моим голосом говорил кто-то другой. Я видела, что мистер Шиллитоу опять погрузился в задумчивость. Не помню, что говорили другие. Знаю только, что директор согласился на мои встречи с Селиной, а начальство пронаблюдает, что из этого выйдет.

— Надзирательница миссис Джелф тоже высказалась в вашу пользу, — сказал мистер Шиллитоу.

Похоже, это на него и повлияло.

Мисс Хэксби сидела, уткнувшись взглядом в стол; лишь после ухода директора, когда и я поднялась, чтобы отправиться в жилой корпус, она вновь на меня посмотрела. Меня удивило ее лицо, ибо в нем читалась не столько злость, сколько неловкость и смущение. Ну да, она уязвлена, потому что ее осрамили передо мной, подумала я.

— Не будем ссориться, мисс Хэксби, — сказала я.

И не думала, тотчас ответила матрона. Только вот я прихожу в тюрьму, а сама ничего о ней не знаю... Начальница замялась и бросила взгляд на мисс Ридли.

— Конечно, я должна подчиняться мистеру Шиллитоу, но все же он не вправе здесь распоряжаться, потому что тюрьма-то женская. Он не понимает ее склада и духа. Помните, я как-то пошутила, что сама отсидела огромный срок? Так оно и есть, мисс Приор, и я знаю все извивы тюремных нравов. А вот вы и мистер Шиллитоу даже не подозреваете о странном... — Она поискала слово, но повторила уже сказанное: — Складе таких, как Дауэс, который проявляется в заточении...

Подобно узницам, мисс Хэксби искала и не находила слов в повседневном тюремном лексиконе. Впрочем, я понимала, что она хочет сказать. Но тот грубый и обычный характер, о котором она говорила, — это характер Джейн Джарвис или Эммы Уайт, а не Селины и не мой. Я не дала ей продолжить, сказав, что буду помнить о ее предостережениях. Еще секунду надзирательница меня разглядывала, а затем велела мисс Ридли проводить меня в жилой корпус.

От опия беленые коридоры чуть плыли перед глазами, но еще сильнее его действие сказалось, когда мы подошли к камерам: на сквозняке пламя газовых рожков трепетало, отчего все вокруг будто шевелилось и вспучивалось. Как всегда, меня поразила мрачность штрафного отряда, его зловоние и тишина. Завидев нас, миссис Притти осклабилась; лицо ее казалось мне странно перекошенным, словно отражение в блестящей металлической поверхности.

— Так-так, мисс Приор, — сказала она, — это я точно помню. — Решили вновь проведать своего грешного агнца? — Надзирательница подвела меня к камере и очень осторожно приникла к глазку. Потом отперла дверь и дернула засов на решетке. — Заходите, мэм. После отсидки в темной она сама покорность.

В маленькой, меньше обычной, камере стоял угнетающий сумрак, поскольку крохотное оконце закрывали металлические жалюзи, а газовый рожок был затянут сеткой, чтобы узница не добралась до пламени. Ни стола, ни стула не имелось. Селина сидела на деревянной кровати, неуклюже сгорбившись над поддоном с пряжей. Когда я вошла, она отложила работу и хотела встать, но покачнулась и оперлась о стену. Платье без звезды на рукаве было ей велико. На бледном лице отливали синевой виски и губы, на лбу желтел застарелый ушиб. От пряжи ногти обломались до мяса. Чепец, фартук, руки Селины и вся кровать были усеяны ворсинками.

Когда миссис Притти заперла дверь, я сделала шаг к Селине. Мы молчали и только смотрели друг на друга в каком-то обоюдном испуге; потом я, кажется, прошептала:

— Что же они с вами сделали! Что они сделали!

Голова ее дернулась, а губы искривились улыбкой, которая тотчас угасла и растаяла, будто воск, и Селина, закрыв рукой лицо, расплакалась. Не оставалось ничего иного, как подойти к ней, обнять, усадить на кровать и гладить ее несчастное избитое лицо. Немного успокоившись, Селина ткнулась лицом в мой воротник и ухватила за руку.

— Наверное, вы считаете меня слабой, — прошептала она.

— С чего вы взяли?

— Просто ужасно хотелось, чтобы вы приходили ко мне.

Она всхлипнула и наконец затихла. Я взяла ее за руку и ахнула, увидев вблизи изуродованные ногти; Селина сказала, что ежедневно надо перебрать четыре фунта пряжи, «иначе на другой день миссис Притти увеличит норму. Ворс летает — прямо задыхаешься». Из еды только вода и черный хлеб, а в часовню водят в кандалах...