Егор Радов - Рассказы

— Да расслабься ты, дорогой, — сказала Лерочка и тут же сняла кофту через голову.

Зудов оказался прав — это, конечно, был "Знойный холм". Ясное дело — недавно весь их офис был просто забит партией этих лифчиков, и Небаба, наверняка, заныкала себе один экземпляр, а может, и не один, еще и для подружек…

— Я купила несколько этих насисьников, — слегка раздраженно сказала Лера. — Не волнуйся, все оплачено…

"Почему я должен волноваться?!" — пронеслось в мозгу 3. 3. Он встал и твердым шагом направился к секретарше, по пути расстегивая брюки. Он резко отодвинул журнальный столик, чуть не разбив его, штаны упали к туфлям, рубашка слегка взмокла.

— Здесь? — удивилась Лера.

Зудов молча поднял ее со стула и усадил на рабочий стол, правой рукой тут же нащупывая молнию юбки, а левой методично залезая ей под вожделенные трусы, с воодушевлением обнаружив прямо-таки достигшую начала внутренней части ляжек характерную влажность.

— Ну… Ты видишь, что со мной происходит?… — укоризненно спросила его Лерочка.

— Но почему я?

Секретарша вздохнула, немного раздраженная столь неуместным вопросом, быстро помогла Зудову снять с себя юбку, обняла его и поцеловала взасос.

Захар Захарович стал снимать с нее трусы фирмы «Воздух», удовлетворенно не найдя под ними никаких подтрусников и ничего такого, что бы не было предусмотрено женской анатомией. Он бросил шелковый комочек трусов на журнальный столик, а затем принялся за свои.

— Позволь мне, — тяжело дыша и устраиваясь, насколько это было возможно, поудобнее на столе, сказала Лера. — Лифчик?

— Плевать! — тоже тяжело дыша и дрожа, ответил Зудов.

— Потом, — решила Лерочка. — Послушай, — вдруг обиженным голосом проговорила она, — мне компьютерная мышь попала прямо в…

"… в пизду, конечно", — решил Зудов и рыкнул:

— Плевать!!

Не принимая во внимание попытки Небаба как-то сдвинуться вбок, Зудов ввел напряженно стоящий член прямо в ее горячее, жаждущее влагалище. Компьютер ровно шумел, на мониторе было начало какого-то договора о поставках «жужинвестом» в какую-то фирму «Зоб» нескольких тонн неразделанной селедки; мышь так и застряла у Лерочки в промежности. Зудов же начал поспешно и неотвратимо совершать половой процесс, боясь сразу же кончить его совершение, не удовлетворив свою партнершу, но Лерочка, по-моему, сразу же испытала то, к чему стремились она и Зудов, но хотела еще, еще и еще…

Она елозила по столу мышью; на мониторе начало происходить что-то невообразимое: поползли восклицательные знаки, потом буква «3», все зачернилось, затем стерлось; появилось множество букв, каких-то цифр и вовсе странных значков. Помимо нажатия анусом на мышь Лерочка еще и случайно оперлась рукой о клавиатуру. Но разве это имело сейчас значение: вся эта селедка, «сиб», «фоб», фирма «Зоб», да и вообще весь их "жужинвест"?!..

— Не внутрь! — почти заорала Лерочка, и вовремя. Ибо Захар Захарович уже почти был готов сделать именно это, но он неожиданно ее послушался, спешно вытащил влажный, пылающий любовным огнем член, на секунду вопросительно замер и тут же выстрелил спермой прямо в стоящий рядом с Лерочкой принтер, в котором тоже была вставлена какая-то рабочая бумага, в которой, насколько Зудов успел заметить, от лица Трутя сообщалось его недовольство банком «Хэ-Хэ-Три», и этот документ тоже был мгновенно испорчен безудержным семенем Зудова, расплывающимся теперь белым жирным пятном на строчке "Уважаемые господа", после которой следовал характерный деловой текст.

— Спасибо… — закрыв глаза, томно прошептала Лерочка.

— Всегда готов, — ворчливо усмехнулся Зудов и тут же опасливо надел свои трусы и штаны.

Я хочу описать величайший день моей жизни; день, гениальные мгновения которого полностью изменили мою судьбу, сделав её донельзя счастливой и прекрасной и вообще — похожей на начавшийся тогда и не прекратившийся до сих пор чудесный, сладостно-нежный, восторженный сон; истинно реальный и окончательно победивший бесконечные, грустно-серые будни, являющиеся обыкновенно основным наполнением жизней большинства живых существ и бывшие главным фоном в моей тогдашней тоскливой, глупой жизни, с редкими проблесками подлинного Праздника, Чувства и Любви.

Я проснулся в тот день утром, в своей кровати, голый, как всегда. Под простыней лениво лежали все мои телесные члены, бугрясь гладкой мужской грудью, аккуратным животиком и упругой наполненностью бёдер; всё было создано так, что просто нельзя было не возлюбить эту определённую, нежащуюся сейчас плоть, которую хотелось погладить и всячески приласкать. Между ног, куда-то вниз, свесился мой аккуратный половой орган — я сжимаю колени, чтобы он исчез, скрылся, пропал и вдруг преобразился в свой абсолютный — женский — антипод, которого я всегда жаждал и желал если не у себя, то у других; но мне было безумно приятно сейчас представлять его здесь — вниз от пупка, чтобы почти непроснувшаяся рука стремилась к нему, а лицо озарялось кокетливой улыбкой; и чтобы трепетали соски, совсем как у любимой, когда я беру её за талию и погружаю свой грубый мужской язык в её тёплое ухо.

Я не женщина! Я не девушка и не девочка! Но я только, всего лишь , мужчина — какая жуткая несправедливость и однобокость видится мне в этом слишком жестоко определённом жесте судьбы!

Раз, два, три — я встал! Я встала! Я проснулась; короче (если б так можно было выразиться), "я встало"!..

Эх! Вихляя бёдрами и выставив грудь вперёд, я иду в ванную, чтобы заняться утренним туалетом; я не спеша подхожу к своему мягкому, зелёному креслу и накидываю себе на плечи розовый ажурный пеньюар; длинный вздох — и я улыбаюсь озорной, счастливой улыбкой весеннему солнцу за окном, взрывающему матовым сиянием мои щёки и губы, и я готов жить и тут же заняться любовью с самим собой; мне не нужен никто, я сам есть Женщина для самого себя; меня зовут Женя, то есть почти Жен-щи-на, и зачем мне нужны какие-то другие тела и души, когда стоит мне надеть мой любимый чёрный лифчик и медленно провести ладонью по своей талии, я тут же явственно ощущаю этот, извиняюсь, великолепный хуй вонзённым в эту же роскошную, нарядную плоть; и тогда оргазм озаряет всего меня, словно истинное Откровение, и зарождается Новая Жизнь.

Я долго стоял у зеркала после душа, расчёсывая свои кудри и крася губы; я решил сегодня избрать лиловую помаду и обвести её по краям чёрным карандашом, чтобы весь мой рот вспыхнул бешеным огнём чувственности и страсти, а глаза, обведённые черно-зелёной тушью, лукаво смотрели на мир из-за длинных, вздымающихся вверх, как вечный восторг моей души, ресниц. Я надеваю прозрачные красные трусики и вновь зажимаю ногами мой член; теперь можно видеть лишь соблазнительно рыжеющие сквозь бельевой шёлк волосики, один вид которых повергает меня в настоящий экстаз и радостный трепет.