Егор Радов - Борьба с членсом

— А, Бедрила, — сквозь шум горения, не оборачиваясь, прострекотал Пашк, — чего тебе? Видишь, мы делаем все, как надо… Сегодня плавили всю ночь, заснуть все равно невозможно…

— Именно это я и хотел узнать, — дружелюбно сказал Бедрила, подходя к Пашку. — Тяжело?

— Тяжело!.. Ты что. издеваться пришел? Сам, что ли ничего не видишь, не понимаешь?

— Вы почву не ели? — вдруг откровенно спросил Бедрила.

— Почву? А что — уже можно? Мы воздух вкушаем, тьфу… У нас же нет ничего другого, как у этого… Мессиии… А почва — это из старой жизни… утраченный рай, вот так! — он мрачно засмеялся. — Зато мы можем прыгать и разговаривать… И все войдемв Соль! Правильно ведь?

— Никто почву не ел? — не унимался Бедрила.

— Мы не едим почву! — злобно отрезал Пашк. — Это запрещено. А то вы ведь и сжечь можете! Скольких поубивали… А если кто и ел, ты что. думаешь, я тебе скажу?

— У вас подозрительно много сил, — сказал Бедрила. — На одном воздухе так долго не продержишься, не проработаешь. Ничего, друг, скоро мы все закончим, полетим, и…

— Ну и что? — презрительно проговорил Пашк. — Нам-то что с этого? Ты что, думаешь. что кто-то из нас действительно верит во всю эту Соль, в этот бред? Нет, может, Сладу и этому… как его там, Цмипу, она и нужна, но нам,…Бедрила, хоть ты сейчаси с ними, не знаю уж, чем они тебя там привлекли, но ты ведь солнышко… Ты ведь знаешь, что нам нужно! И мне. кстати, никогда раньше не было скучно. как вам всем. И почву я ел только в качестве еды!

— Я-то хочу войти в Соль, — сказал Бедрила, — однажды я ее уже ощутил и понял…

— Почвы, наверн, переел, — ехидно перебил его Пашк.

— Я не ем теперь почвы! Ладно, мне все с вами ясно. Продолжайте, продолжайте! Впрочем. если хотите, можете пойти в бардакк, отдохнуть… Я разрешаю. Там воздух…

— Спасибо за разрешение, — откровенно презрительно молвил Пашк. — Оставь нас лучше, Бедрила. У нас все равно нет никакого выхода! Лучше уже будем плавить это… золото, может, Слад и этот… Цмип, наконец, удовлетворятся!

— поосторожнее, Пашк, — негромко стрекотнул Бедрила, стряхивая с себя осевшую на его нижних щупах грязную золотую пыль. Он быстро вышел из домны, с наслаждением вдохнув тут же нежаркий, почти не пахнущий гарью, внедоменный воздух и нерешительно остановился.

"Почему они все так недовольны?… — с возмущением подумал он. — наверное, они совершенно не представляют себе, что такое Соль, что такое будущее, что такое… Он! Творец, которого я ощутил, и который нас всех примет, когда мы закончим! Тогда ведьбудет все можно, и даже почву… Ой, что я думаю! Тогда ведь не нужна будет никакая почва, так ведь?!"

— Ну что скажешь, Бедрила? — спросил его незаметно подкравшийся к нему сзади бодрый Слад.

Бедрила вдруг прервал свои мысли и повернулся к Сладу.

— Что? Что… Трудятся они… Всю ночь работали… Пашк дирижирует трудом… Хороший у него отрядик… Почвы никто не ел…

— Это-то я понимаю! — раздраженно сказал Слад. — А как у них настроение? Почвы, допустим, они действительно не ели. но хотят ли они ее? Или же их устраивает воздух и вера в Соль?

Бедрила задумался. "Сказать — не сказать…" — размышлял он. "Скажу… все равно узнает!"

— Да измучились они вконец… Пашк не столь откровенен, как Скрыпник, и почвы они в самом деле, может. и не кушали, но… В Соль они не верят, грустят о прошлом и хотят, хотят, хотят почвы! И там так жарко… в этой домне… Гарь, искры. Я вошел… Уж не знаю, как они там работают… Причем, плавили всю ночь и отдыхать не желают. Не хотим, говорят, никакого воздуха. Пашк еще плохо отозвался о нашем… Мессии и сказал, что мы вообще всех посжигали, и что ему раньше никогда не было скучно, и что почва — это утраченный рай!

— Утраченный рай? — весело переспросил Слад. — Так и сказал?

— Да.

— А откуда он знает, что такое «рай»? Он же совсем недавно и разговаривать-то толком не умел… И прыгать… И это их прежнее, тупое, обдолбанное, обездвиженное состояние — рай?… Ну, я тогда ничего не понимаю! Да, сейчас трудно, но нас ведь ждетСоль! Осталось-то совсем чуть-чуть! Пушка почти готова. Летальные тарелки — тоже. И откуда он вообще знает такое слово — «рай»? Странно…

— Исходя из логики этрусского языка, — с удивлением для самого себя ответил Бедрила.

— Ах, ну да, конечно… Но я все равно не понимаю: разве не приятно осознавать себя сильными, говорливыми, подвижными, вооруженными? Разве это не лучше, чем тупое, безмолвное, иллюзорное псевдо-наслаждение?… Почва — это же неправда, это — эрзац, замена истинной реальности! А Соль — правда, подлинность!

— Я тоже так думаю, — гордо проговорил Бедрила. — Я-то хочу войти в Соль! Осталось ведб совсем чуть-чуть потерпеть… И ведь тогда можно будет поглощать всё! И почву, и… Ой, что я говорю!

Он в страхе посмотрел на Слада, который непроницаемо молчал. Наступила долгая, напряженная пауза.

— Все мне с тобою ясно, — наконец сказал Слад. — Как и со всеми остальными. Только Цмипа не трогайте, у него свою цель, и поэтому он так себя ведет. Все это под моим контролем, это я все устроил. Ладно, давай посмотрим на два оставшихся отрядика, и я тогда вынесу свое решение, уверяю тебя: оно вас обрадует!

— Ну тогда пойдем теперь к Сальнику, что ли… Он по твоим пылающим чертежам делает разные штучки, вещи.

— Пошли, пошли.

И они так же тихо, как и до этого, двинулись в сторону от домны, туда, где отрядик Сальника выжигал и выгинал из полученного Пашком золота всевозможные детали.

Рабочее место этого отрядика располагалось прямо у их бардакка, стоящего посреди абсолютно ровного красного поля, недалеко от домны и от белого куба, в котором сейчас блаженствовал Цмип.

Сальник организовал работу так, что половина отрядика занималась изготовлением деталей, а другая половина отдыхала в бардакке и пыталась приспособиться к потреблению воздуха, убеждая себя в том, что в нем есть и удовольствие и нужная организму энергия. Но, видимо, это получалось плохо, поскольку, после вначале наступившей у всех по мере работы мускулистости, сейчас солнышки худели, становясь тощими и измотанными. Сальник, как истинный руководитель, вообще никогда не отдыхал, но и ничего не делалсам, а только следил за правильностью выполнения Сладовых чертежей, которые пылали прямо в воздухе, сияя и переливаясь самыми любыми цветами, из которых больше всего было красного и бирюзового.

Когда проходил день, одна половина отрядика сменяла другую, и работа, таким образом, никогда не прекращалась. Сейчас работающая половина отрядика, держа в верхних щупах сотворенные Сладом инструменты, напоминающие какие-то изогнутые молоточки, сильно била ими по огромному, сверкающему золотому кругу, пытаясь сделать его вогнутым, совсем как это было на пылающем перед ними чертеже, где этот круг был лилового цвета. Сальник стоял рядом и монотонно стрекотал: