Чинуа Ачебе - Стрела бога

— Твои слова справедливы, — сказал Акуэбуе. — Но, по-моему, мы все же сможем кое-что предпринять, как только узнаем от тех, кто видел это, ударил его Обика первым или же…

Эзеулу не дал ему закончить:

— С какой стати пойду я разыскивать посторонних, чтобы узнать от них, что сделал или чего не сделал мой сын? Не они мне, а я им должен был бы объяснить, что произошло.

— Верно. Но сначала нужно прогнать дикого кота, а потом уже винить курицу. — Акуэбуе повернулся к Эдого. — А где же сам Обика?

— Похоже, мои слова пролетели мимо твоих ушей, — заговорил Эзеулу. — Где…

— Он ушел с Офоэду, — перебил Эдого. — Он ушел, потому что наш отец счел его виноватым, даже не спросив у него, что случилось.

Это неожиданное обвинение уязвило Эзеуду словно укус черного муравья. Но он сдержался; к удивлению всех присутствующих, он молча прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Некоторое время спустя он снова открыл их и принялся потихоньку насвистывать. Акуэбуе несколько раз задумчиво кивнул с видом человека, которому неожиданно открылась истина. Эзеулу продолжал еле слышно насвистывать, слегка поводя головой вверх и вниз, из стороны в сторону.

— А я вот как говорю моим собственным детям, — сказал Акуэбуе, обращаясь к Эдого и обоим мальчикам. — Я говорю им, что отец всегда остается умнее своих детей. — Его слова явно предназначались для успокоения Эзеулу, но вместе с тем он не кривил душой. — Те из вас, кому кажется, будто они умнее отца, забывают, что своим умом они обязаны отцу, который наделяет сыновей разумом от своих щедрот. В этом и заключен смысл пословицы: юнца, который вздумает бороться с отцом, ослепляет набедренная повязка старика. Почему я так говорю? Потому что я не чужой в хижине вашего отца и не боюсь высказываться откровенно. Я знаю, как часто ваш отец уговаривал Обику не водить дружбу с Офоэду. Отчего же Обика не послушался? Оттого, что все вы — не один только Обика, но вы все, даже вон тот мальчуган — считаете себя умнее своего отца. И мои дети такие же. Но все вы забываете одну вещь. Вы забываете пословицу: у той женщины, которая начала стряпать раньше, накопилось больше битой посуды. Когда мы, старики, поучаем вас, мы делаем это не ради удовольствия говорить, а потому что мы видим нечто такое, чего вам не видно. Наши предки оставили нам пословицу об этом. Они говорили, что, увидев, как старуха прерывает свой танец и все время показывает в одну и ту же сторону, можешь не сомневаться: где-то там произошло в давнюю пору событие, которое затронуло корни ее жизни. Когда вернется Обика, передай ему мои слова, Эдого. Ты слышишь меня? — Эдого кивнул. Он мысленно спрашивал себя, действительно ли мужчина никогда не лжет своим сыновьям.

Акуэбуе, не вставая с пола, повернулся в сторону Эзеулу.

— Мы, умуарцы, гордимся тем, — продолжал он, — что никогда не считаем одних заведомо правыми, а других — заведомо виноватыми. Я обратился с поучением к детям, и я не побоюсь обратиться к тебе. По-моему, ты слишком суров с Обикой. Ты ведь не только вознесен над другими своим положением верховного жреца, ты еще имеешь счастье быть хозяином большого дома. Но во всех больших домах должны быть люди с разными наклонностями: хорошие и дурные, смельчаки и трусы, приносящие богатство и проматывающие его, умеющие дать добрый совет и знающие лишь язык пальмового вина. Поэтому мы и говорим: какую музыку ни заиграешь в доме большого человека, там всегда найдется танцор, умеющий сплясать под нее. Я приветствую тебя.

Хотя Тони Кларк жил в Окпери уже полтора месяца, большая часть его багажа, в том числе и посуда, прибыла только пару недель назад — как раз накануне его отъезда в командировку в дикие края. Вот почему он не мог пригласить капитана Уинтерботтома к себе на обед до сегодняшнего дня.

Сейчас, ожидая прихода гостя, Кларк порядком волновался. Одна из трудностей жизни в подобном местечке, где, кроме тебя, есть только четыре других европейца (из которых трое, надо полагать, не могут претендовать на дружбу правительственных чиновников), заключается в том, что такого гостя, как Уинтерботтом, приходится развлекать в одиночку. Правда, это будет не первая их встреча во внеслужебной обстановке; как-никак они недавно уже обедали вместе, и нельзя сказать, чтобы разговор тогда совсем уж не клеился. Но ведь в тот раз Кларк был гостем, и на нем не лежало никаких обязанностей. Сегодня же ему предстояло играть роль хозяина, и это он обязан заботиться о поддержании разговора на всех этапах долгой, утомительной церемонии приема: спиртное, обед, кофе, снова спиртное — и так за полночь! Если бы только он мог пригласить еще кого-нибудь — скажем, Джона Райта, с которым он успел подружиться во время своей недавней поездки по округу. Но это было бы настоящей катастрофой.

Кларк провел в обществе Райта приятный вечер, когда во время своей инспекционной поездки остановился на ночь в уединенной, крытой пальмовыми листьями гостинице для путешественников неподалеку от Умуаро. К тому времени Райт жил в этой гостинице, занимая одну ее половину, уже больше полумесяца. Гостиница представляла собой две огромные комнаты, в каждой из которых стояли складная кровать со старой противомоскитной сеткой, грубый деревянный стол, стул и шкаф. Позади главного здания находился крытый пальмовыми листьями сарай, служивший кухней. Ярдах в тридцати дальше стоял еще один сарайчик с деревянным сиденьем над выгребной ямой. Еще дальше в том же направлении виднелось третье строение весьма обветшалого вида, где размещались слуги и носильщики. Здание самой гостиницы было обнесено неровной живой изгородью; такого туземного кустарника Кларк никогда раньше не видел.

Весь вид этого заведения красноречиво говорил о том, что оно оставалось без присмотра с тех самых пор, как прежний его управляющий скрылся в джунглях с двумя складными кроватями. Пропавшие кровати были заменены новыми, но ключ от главного здания и от уборной хранился с тех пор при штаб-квартире администрации в Окпери, так что всякий раз, когда европеец, отправляясь по делам службы в глубинку, собирался остановиться в этой гостинице, туземец — начальник канцелярии капитана Уинтерботтома — должен был не забыть передать ключ его старшему носильщику или личному слуге. Однажды, когда в Умуаро отправился полицейский офицер мистер Уэйд, начальник канцелярии забыл сделать это, и ему пришлось пройти ночью шесть-семь миль, чтобы доставить ключ.

К счастью для него, эта оплошность не причинила мистеру Уэйду никаких неудобств, так как он отправился в путь лишь на следующий день после того, как выслал вперед своих слуг прибраться перед его прибытием.