Марина Палей - Жора Жирняго

И вот только после этого Жора прекратил трепетать пред неверной телевизионной музой. Продовольственный вопрос оказался наконец-то решен, причем радикально. У хлеба не без крох. «Коль торгуешь своим песнопением как общепитовским хавчиком, твой пупок к позвоночнику не прирастет никогда» (пословица Островов Зеленого Мыса) .

В детстве я почему-то любил все красивое, а некрасивое не любил. В категорию некрасивого у меня, в моем досоциальном раю, входили следующие контингенты взрослых: 1. усатые; 2. бородатые; 3. очкарики; 4. лысые.

Случались презанятные происшествия. Например, мои родители, произведшие меня на свет в свои студенческие годы, имели в сотоварищах, как назло, усатых, бородатых и очкариков. А иногда и таких, какие все три уродства умудрялись совмещать. Таковы были нравы.

Я же некрасивых в те поры не то чтобы не любил, а прямо скажем, боялся. Притом смертельно. Это если уж вываливать всю ужасающую правду до конца. (Что-то схожее, то есть лестное для себя, мне повезло найти в биографии Софьи Ковалевской: в детстве, сломавши своей кукле голову, она не могла более видеть ее без брезгливости и неизъяснимого ужаса. Велела выкинуть. Настоящие эстеты, в своей тяге к совершенству, непременно сродни математикам.)

Итак, друзья, посещавшие моих родителей, уходили ни с чем: чадо, уткнувшись головой в отеческие колени, ревело то белугой, то на всю ивановскую, короче, на все лады, но лика своего гостям не показывало, ибо их мерзопакостные экстерьеры не имело сил зреть.

А с лысыми вообще напряженно было. Это драматический сказ про то, почему я не сделал карьеру, сходную с таковой Яши Хейфеца. Когда меня приволокли в муз. школу, чтобы истязать скрипкой, приемное прослушивание вела нормальная тетя — я по наивности принял ее за свою будущую мучительницу. Каков же был ужас ребенка (скажем о себе в третьем лице) — ужас, леденящий душу и проливающий кипяток мочи в шаровары, когда, на следующий день, он увидел своего истинного учителя.

У меня сейчас нет ни малейшего желания сравнивать голый череп того человека с коленом: такая метафора могла родиться только у людей ненаблюдательных или у индивидов с небогатой житейской практикой. Скажем просто: учитель был полностью лыс, как полностью лыс бывает только полностью лысый человек.

Не больше.

Но и не меньше.

Примчавшсь домой в состоянии, назовем так, резкой психо-моторной ажитации — домой, то есть на ту скудную жилплощадь, где был жестоко наказан родителями, — я принял немедленное решение переключиться на литературу. Что и сделал.

Со временем мои представления о красоте и уродстве претерпели значительные изменения. Я, возможно, наказан тем, что отчетливо вижу внутреннее уродство — и рад бы не зреть его, но зрю; при этом своими впечатлениями, ясное дело, ни с кем из смертных поделиться не смею. Вот и приходится сочинять про вонючий жир, тук, жор, etc. Если кто-то знает какой-либо другой универсальный «человеческий» код, помимо жора, буду признателен получить сообщение на адрес: tomsplinter@tomsplinter.com

Короче говоря, коли таковы, как Жора, нынче лучшие умы (!) — они же мертвые души — в той местности, где мне выпало, по головотяпству рока, быть рожденным, то... Уж лучше, как говорится, в могилушку. Под солнцем могилушка... Дождик ее мочит... Ветер ее сушит... Цветочки цветут... Птички поют... Хорошо...

«…Я все время ощущаю рождение нового государства.

Дыша на меня могильным запахом рта, парикмахер (тот, что у моего лица, которому я плачу за приведение меня в степень красоты! ) говорит мне наглые пошлости. Когда я сказал, что парикмахер должен молчать и быть вежливым, он сказал мне (подлец!), что и клиент должен молчать и быть вежливым. Неправда! <���…> Клиент является частью государства, которое должно быть красивым, бороться с обезьяной! »

Неужели самая лучшая — самая удачная — биография по эту сторону гроба именно такова: деда-баба, мама-папа, филфак, архив, кафедра, жирный афедрон? Топ-мечта: ток-шоу? Тетки топлесс? Запеченная рыба в горшочках? Золотой ошейничек службы? Подвытертая ошейничком выя — с двойным жировым жабо? «Вращенье в кругах»? Поступательное движение к троглодитству? Победительное — к маразму? Одностороннее — к старости? Мельтешенье? Ублажение черни в резко извращенной форме? Копошение? Ранняя импотенция? Вечная ветчина? «Хорошее поведение» — и собачьи медальки к юбилеям? Презренье детей? (Которые повторят то же самое?) И, фоном всему — почвой и судьбой — жратва — жратва — жратва?

Короче и с поправкой на коэффициент смоквенской богоназначенной специфики: Воздусеево — Останкино — Ваганьково?

Прошу понять меня правильно — и не думать (несмотря на все!), что Жора мне неприятен… Что он недруг мой — или, сохрани бог, «антипод». У меня, как у Англии, нет постоянных врагов, равно как и постоянных друзей. У меня, господа, как у Англии, есть только постоянные интересы.

Мои постоянные интересы заключаются в том, чтобы не гробить свою единственную, мгновенную, неповторимую жизнь на обустройстве в этом сомнительном мире. На этой, как сказал классик, грануле грязи, — в канаве животного жора, булькающей от бесперебойного взаимоуничтожения организмов. Где единственное условие существования — уничтожение другого существования. На планете, которой я поставил бы ноль .

Моя задача состоит в том, чтобы из этого мира сбежать. Или, как минимум, облапошить эту слепую, невидимую, глумливую, имени Роберта Горна, мясоразделочную машинку. Выиграть у нее, по определению, невозможно — так хотя бы иногда облапошивать — пусть даже на коротком — хотя бы мгновенном — этапе.

И мне плевать, что все поголовно отравлены стоками синильного века.

Жажду восторгов, безумств, куртуазности, куража, шпаг, дуэлей, шпагоглотателей.

И не укатают сивку никакие крутые горки. Торжественно обещаю.

…Терять ногу на войне, руку на охоте, глаз на дуэли, девственность на... ох, как много на то великолепных вариантов, как вообще много на свете всего! Но девственность, как и жизнь, одна, поэтому надо идти не на ту войну, куда тащат тебя за волосья предводители макак, — на такую войну не надо идти ни в коем случае! — а идти надо на такую войну, какую ты выбрал для себя сам.

…Любить женщин в узких лифах — носить велюровую шляпу бутылочной зелени — вставать и ложиться, когда хочешь, где хочешь, как хочешь, с кем хочешь — или не вставать, не ложиться — нигде и ни с кем.

А коли говорить о моих персонажах… О моих играх… O конструкторе «Сделай сам»… Здесь я не так привередлив. Не все ли мне равно, «из какого сора» (мне досталось лепить эти торсы, головы и зады)? Моча зловонна, кристаллы алмазны.