Татьяна Москвина - Позор и чистота

– Пожалста, пожалста… – шептала Ника.

– Что тебе, детка, подписать? Сейчас маркер возьму. Как тебя звать? Вероника! Чудесно. Понравился концерт?

Ника закивала головой совсем уж как птичка.

– Ника! Ника! – бушевала Карантина. – Смотри! Смотри! Это твой дядя, дядя родной… Это дочь моя от дяди вашего. Шестнадцать лет назад, драма, драма! По любви родила… Мы расстались! Не видела отца. Валерий Времин! Я приняла решение – и вот она. Вам двоюродная сестра будет. Похожи, похожи! Глаза! Смотрите, глаза!

Группа сильно оживилась. Стали тормошить Андрея, сравнивать глаза – и действительно, нашли явное сходство. С удовольствием рассмотрел Нику и Жорж Камский, душу которого отвлеченный демон на время выпустил из когтей. «Кроткая, – подумал он. – Точь-в-точь кроткая… Да, вот и надо их брать в шестнадцать лет, пока не стали шкурами… а приодеть ее, причесать, красавица будет… племянница Времина, смешно! Но мамаша отрава. Такую мамашу в приданое? Не потяну…»

Андрей, взволнованный и смущенный, не находил слов для ответа – ведь он вспомнил… Вспомнил ночной разговор отца и дяди, вспомнил подробности зачатия этого ребенка. Вот, значит, из срама и позора что выросло. Милая, прелестная девочка. Не знает ничего, да и не надо знать ей ничего. Это лишнее. Порыться в людских делишках, в истоках-обстоятельствах, такое отыщется! Зачем рыться? Зачем проливать ненужный свет туда, где должно быть темно? Раз Бог разрешил ребенку быть, значит, так надо. Зачатие – тайна! В законном браке, в радостях взаимной любви могут родиться уроды и преступники, а от случайной связи произойти богатыри, молодцы, таланты… Жизнь не разбирает дороги…

«Так-то оно так, – лихорадочно думал Андрей, – но мы-то не боги, мы-то свои дороги разбираем. Куда я дену то, что я знаю? Как мне смотреть на эту бешеную тетку и не знать, если я знаю? Как это хорошо – ничего не ведать постыдного о человеке!»

– Ну дела, – развеселилась и Эгле. – Вот после этого и говори, что сериалы не отражают действительность. Но главное, какая закономерность интересная – все Времины, что ли, тащатся от моих песенок? Если бы не я! Вы бы, господа родственнички, и не встретились, может быть, никогда!

– А мы благодарны! – голосила Карантина. – Мы по гроб жизни обязаны. Я сама три дня как из Парижа дочь навестить приехала, а она мне все про «Ужей», все про «Ужей», какие такие «Ужи», я в Париже не слышала, извините. Ребенку так нравится! Эгле, Эгле, заладила, Эгле, Эгле…

– А вам понравилось? – спросил Камский.

– Вы на одного артиста похожи, – дипломатично заметила на это Карантина.

– Я и есть один артист. Так вам понравилось? Мне кажется, это не ваша музыка.

– Почему – не моя? – вскинулась Карантина. – Хотя я уже не молодежь, я, так сказать, мать молодежи, но… (и она стала корпусом изображать сложные поклоны в сторону Эгле, вспомнив что-то запредельно изысканное из фильма Одесской киностудии про трех мушкетеров). Талант всегда! Талант по-любому! Талант обязательно!

Мать молодежи добила «Ужей» окончательно, и Лена-труба тихо завалилась за великую спину Горбуши. Тут Карантина вспомнила, что не представилась аудитории.

– О, я же не сказала… Катаржина Грыбска. То есть мое имя. Катаржина Грыбска!

– Да мы запомнили, – сказала волевая Эгле, сохраняя невозмутимое лицо среди общих веселых конвульсий. – Катаржина Грыбска, три дня как из Парижа. А теперь прошу простить, у меня тут по плану серьезные разборки с музыкантами. Андрей, больше никого не пускай пока.

Карантина, схватив изумленную Нику (та никогда не слышала про мамино другое имя и считала ее Екатериной Павловной Грибовой), вытащила Андрея в коридор, где вытрясла все координаты и вырвала обещание принять у себя в Москве новоприобретенных родственников.

……………………………………………………………………

Нина Родинка рассказывает:

– Изучая мир детектива, я поняла, что именно отличает замечательное произведение этого жанра от заурядного.

Главный вопрос – «кто убил» – понятное дело, неизменен. Один и тот же для дешевки и классики. Проблема в том, «кого убили».

В лучших детективах действует один и тот же закон – « жертва не должна внушать чересчур большого сочувствия».

Это достигается разными средствами. Мы, например, или мало знаем о жертве, или она обладает какими-то несимпатичными свойствами (жадность, грубость, разврат) и потому, дескать, «сама виновата», или вообще совершила преступление когда-то в прошлом. Таким образом, нравственное чувство аудитории не слишком возмущено, и она может спокойно внимать интриге расследования, следить за колебаниями подозрений, внимать шуточкам частных детективов и хамству полицейских-милицейских.

Укокошить ребенка, невинную девушку, мать семейства – дурной тон. Нравственное чувство слишком возмущено и не может дать необходимой сладостной прохлады с легким припеком занимательности, в которой хочет жить читатель-зритель детектива.

Удивительное дело, но сам Ф.М.Достоевский как будто догадывался о действии закона « жертва не должна внушать чересчур большого сочувствия». В «Братьях Карамазовых» убивают отца, Федора Павловича, личность, в которой под лупой не разглядишь ни одной привлекательной черты. Он и развратник, и жулик, и даже в Бога не верует. В «Преступлении и наказании» пришили старушку-процентщицу, мерзкую до мозга костей, и ее сестру Лизавету, которая, как указано в тексте, «поминутно ходила беременная», то есть грешила напропалую, хоть и от наивности. Родственников у старушки и Лизаветы нет никаких, никто об них не заплачет.

Не сомневаюсь, какая участь ждала бы ФМ, если бы он вздумал родиться сегодня. То был бы непревзойденный автор детективных бестселлеров. Ума палата! Я не имею в виду его сомнительные идейки, я имею в виду изобретенные им технологии обольщения читателя – они высшего класса.

Я сама не раз применяла «основной закон», когда сочиняла сериал «След Шурпы». Шурпа – это фамилия майора милиции, ушедшего из органов и открывшего частное детективное агентство. Каждый раз приходилось выдумывать компромат на жертву, хотя, если жертвой оказывался государственный чиновник или банкир, трудиться приходилось чуть-чуть. Эти лица в принципе не вызывают сочувствия.

Их можно бить пачками.

Похоже, об этом известно не только в мире детектива, но и в реале.

……………………………………………………………………

Камский отпустил секретаря погулять по ночному Питеру и пригласил Времина хлопнуть по рюмочке в «Астории». Загадочный пуританин потерял хладнокровие, был беззащитен, можно было запросто пощупать его душу.

– Ты вообще уверен, что это реальные твои родственники?