Ребекка Годфри - Драная юбка

– Никого? – спрашиваю я. – Это ведь ужасно выглядит, да?

– Ну, а кого мне добавить? – спрашивает он, жуя свою дорогую ручку. – Подскажи мне.

– Айви?

Он вздыхает:

– Ее мать не хочет, чтобы она принимала в этом участие.

Ее мать только хочет, чтобы Айви сочиняла стихи.

– Кто-нибудь еще?

Кэсси и Амбер, Китаянка и Маргарет, Дин Блэк и Звезда Скейтборда Николас. Больная девочка с фурункулом на лице, наставница по прозвищу Глория.

Но я не хочу, чтобы эти люди стояли перед толпой. Их разорвут на куски, собьют с толку, измочалят, выставят идиотами, ненавистниками закона, попрошайками и лесбиянками-феминистками.

Маргарет расспросят об инциденте со шлангом, потому что юристы обязательно пронюхают о ее репутации. Такая вот игра по правилам. Николаса будут расспрашивать, почему я ушла из его квартиры и почему он не лишил меня невинности. Они найдут Китаянку и спросят, что она из себя представляет. Подстрекательство к чему? Говорите громче, пожалуйста. Сколько раз у вас случались передозировки? Пожалуйста, объясните суду четко и доступно, нам нужно понять, не плохая ли у вас репутация. Громче, громче, громче, говорите громче. Расскажите, как вы оказались на коленях. Что вы делали мистеру Уоллесу? Громче, Алиса, пожалуйста, говорите громче. Расскажите суду и всему миру, что вы наркоманка и проститутка.

Одна мысль об этом внушает мне ужас. Я скорее умру, чем позволю одному из тех, кого люблю, предстать перед дамочкой с зонтиком по мотивам Пикассо.

Люблю. Неужели я произнесла это слово? Не думайте только, что я какая-нибудь простодушная хиппи, дочь природы какая-нибудь.

Забавно, как внезапно все эти люди вошли в мою жизнь и ушли.

Их нет в списке, с тем же успехом они могли не существовать вовсе.

Но я все время о них думаю, честно, чем дальше – тем больше.

Амбер прогуливается по тюрьме, приветствуя старых знакомых.

– Эй, Баджи, Фрэнки передавал тебе привет.

Мы сидим рядышком в комнате отдыха. Сегодня вечер кино. Нам не разрешают смотреть «Аутсайдеров», [24]а показывают «Золушку».

– На фиг все это, – говорит Амбер. – Встретимся у тебя в комнате.

Нам нельзя ходить в камеры других девочек. Но Амбер разжимает руку, прижимает палец к губам – тссс – и показывает ключ, вдавленный в линии на ладони. Знаете, линии, по которым гадалки говорят, выйдете ли вы замуж и во сколько лет умрете.

Амбер знает. Я не знаю откуда. Просто знает.

Может, она помнит, что я вздрогнула, когда увидела, как они с Кэсси режут себя лезвиями.

Я говорю ей, что никто понятия не имеет. Полиция, адвокаты, газеты, люди, болбочущие по телевидению. Я пыталась им объяснить, но даже не знала, с чего начать. Наверное, им понадобятся песни, и они должны увидеть Алисин «Мир», и зубную щетку на шее, и палец, с которого пробовался отцовский джин. И даже тогда – поймут ли они?

Пока я сплю, я разрешаю ей почитать мой блокнот. У меня пока есть только первая и вторая главы. Больше никто никогда не увидит то, что она читает. Про отморозков и лес, пропитанный дождем, где я лежала и мечтала о короне из прутьев и мха. Это не имеет никакого отношения к делу. Про то, как я сидела у Мина и смотрела на красного дракона, и он лизал бирюзовое солнце.

– Ау. – Она будит меня, как в приюте для неблагополучных девочек, когда мы были соседками. Мне снятся кошмары о королеве Елизавете: она выпускает на меня белого тифа, который должен разодрать мне лицо.

Но Амбер настоящая. Она достает ключ из лифчика и победоносно улыбается.

– Запомни, – говорит она, – когда будешь писать о «Белых Дубах», не забудь, у меня дар. Помни меня. Я – всемогущий Гудини!

Время пришло, я готова.

Мне принесли голубое платье с кружевным воротничком. Гардероб для предварительных слушаний.

Мы репетируем суд. Свидетели, пожалуйста, встаньте и приступите к описанию мисс Шоу, жестокой лгуньи, которая еще до происшествия носила в лифчике нож.

Я натягиваю платье и впервые за много дней, а может, и недель, оглядываю себя. За то время, что я провела здесь, мои груди и бедра не только вернулись, но стали больше, словно у меня после жара случился период полового созревания. На лоб спадает рыжая челка; остальные волосы уже закрывают уши, кончики все еще белые. Веснушки покрывают щеки, будто я загорала. Узнают ли меня по фотографиям в газетах? Я совершенно не похожа на фальшивую улыбающуюся девочку из выпускного альбома Маунт-Марк. А похожа ли я на девочку, которую представляют себе люди, читая статьи или глядя в телевизор, где меня описывают наивной и неблагополучной?

Я совсем не нервничаю, потому что выгляжу так, будто впервые влюбилась. Я уверена, меня никто не узнает.

Я надеюсь, вы не возненавидите меня за то, что я собираюсь сделать. Хотя это ваше дело.

Я обманываю себя: я еду туда, где мне место, – например, в нью-йоркский Чайнатаун, туда, где изгибаются улицы и толпы людей спешат по своим захватывающим делам.

Спортивные штаны я натягиваю на платье, новый блокнот сую за пояс. Очень жаль, что у меня нет вьетнамок, но Амбер говорит, что можно и без обуви.

На стене камеры я рисую карандашом сердечко. Да, сентиментально, но кому какое дело. Это все, на что я способна.

Парень из кухни ухлестывает за Гудини. Она еще и беспечна. Дружище, твои сосиски неповторимы. У тебя есть огурцы? Я хочу сделать маску. Я читала, она помогает от мешков под глазами. Ага, ага, у меня есть разрешение. Ну только один огурец, пожалуйста.

Прошлой ночью она взломала дверь.

Я подхожу, делая вид, что худенькая, как Джастина.

Иногда очень полезно быть невидимой. Сегодня именно такой день.

Дверь открывается, Амбер и этот парень стоят ко мне спиной. Она заставила его искать что-то в морозилке.

Потом я прыгаю с карниза, воображая, что я Николас; колени к груди, я идеально исполняю переворот на три четверти.

Спасибо тебе, господи, и тебе, Эверли, спасибо.

Мусорные мешки, набитые отходами несовершеннолетних преступников, смягчают падение.

Амбер нарисовала карту, но мне не нужно сверяться, потому что я все выучила наизусть.

Наблюдательная вышка и сторожевые собаки отсутствуют как класс в деревенской колонии для малолеток этого хорошенького городишки.

Снаружи только парковка для колонии и для районной Службы Здравоохранения.

Мимо «тойот», «субару», над желтыми разделительными полосами и мимо знаков «Парковка для инвалидов».

На улицу, мимо угловой бакалеи с табличкой, надпись от руки: ТУТ ПРОДАЮТСЯ ЛОТЕРЕЙНЫЕ БИЛЕТЫ! ГОТОВЬТЕСЬ К БОЛЬШОМУ КУШУ!

Уже в лесу я сдираю с себя спортивный костюм и ложусь, просто разглядывая елки. Я окружена таким знакомым запахом гнили, дождя и Рождества.

Мне бы хотелось рассказать о счастливом конце, прямо как в каком-нибудь кретинском кино. Дин Блэк подъезжает на своем «понтиаке», высунув голову в открытое окно и распевая «Мы – чемпионы». Джастина высылает вертолет, и меня увозят познакомиться с ее известным отцом на остров Крит. Эверли дожидается меня в лимузине с водителем.