Андрей Хаас - Ярость

Обгоняя автомобильную пробку перед площадью Толстого, ярко-красный «бентли», нарушая все правила, выехал на встречную полосу. Сотрудник дорожной инспекции заметил этот дерзкий маневр, но, разглядев номера, не двинулся с места.

«Пижон», – кипя классовой ненавистью, подумал сержант, отворачиваясь от нарушителя и предостерегающе помахивая жезлом простым смертным.

То же самое или примерно похожее подумали и изнывающие от жары пассажиры на автобусной остановке. Всем им водитель красной машины показался вызывающе наглым. Но за тонировкой салона лица его было не разглядеть, в ней отражались лишь верхние этажи домов, мимо которых проносилась прекрасная машина.

Не думая о производимом впечатлении, водитель «бентли» расслабленно полулежал в своем автомобиле, удерживая руль одной рукой. Вырвавшись с проспекта и перелетев Малую Невку, он совершил еще один недозволенный финт – резко подавшись влево, перерезал встречный поток и въехал на Каменный остров. Теперь в кофейных стеклах машины поплыли длинные пунктиры заборов ведомственных дач и резиденций. У одной из таких крепостей в тени старых дубов стояли массивный «мерседес» с тонированными стеклами и машина сопровождения с мигалкой. Рядом на вынужденном перекуре топтались трое мужчин в одинаковых темных костюмах. Красная машина остановилась, и темные костюмы, как один, повернули к ней свои суровые лица. Из машины вышел элегантный мужчина в белых полотняных брюках, бледно-розовом поло и черных очках. Похлопывая себя по ноге кожаной папкой, новоприбывший уверенно промаршировал к воротам.

Он был невысок, аккуратно скроен, имел поджарое и загорелое тело спортсмена, крепкую шею, красивое лицо с квадратным волевым подбородком и серые глаза. Выглядел он моложаво, и лишь почти полностью седые виски да подломанный в какой-то переделке нос выдавали в нем зрелый возраст и следы разнообразной и, возможно, непростой жизни.

Калитка отворилась без звонка. Гостя, как видно, ждали. Когда он скрылся за воротами, темные костюмы, ревниво присматриваясь, подошли к его машине.

– Опять он на новой, – стараясь говорить как можно более равнодушно, проронил один из них, разглядывая сквозь темные стекла внутренность салона.

– А кто это такой? Похож на комитетчика.

– Черт их разберет, кто сейчас к шефу ездит.

– Может, и комитетчик.

– Ну не школьный учитель, это точно.

Пройдя сквозь рамку металлоискателя и игриво подмигнув напряженным охранникам, новоприбывший уверенно пошел по гравиевой дорожке, ведущей к огромному дому из серого камня с высоким крыльцом и шестью колоннами. Тенистый парк, разбитый вокруг дома, был тщательно ухожен, яркими пятнами на его зеленых лужайках пестрели опрятные цветники, где-то вдали галдели дети, и только их веселые голоса нарушали торжественную тишину этой тщательно охраняемой резиденции.

Войдя внутрь, гость осмотрелся и направился в глубь дома. В просторной гостиной на диване сидели три женщины. Дамы пили чай и, негромко посмеиваясь, о чем-то беседовали. Когда в комнату вошел незнакомый мужчина, все замолчали, а одна из них, полноватая, но с очень приятным лицом, поднялась навстречу.

– Здравствуй, Витя. Владимир Львович на веранде.

Верандой в этом доме, более известном в Петербурге как дача канцлера Белобородко, называлась широкая терраса с балюстрадой и прекрасным видом на Неву. Каменная терраса была уютно скрыта от посторонних глаз стройными туями и защищена от непогоды стеклянной крышей. В центре террасы в прохладной тени деревьев на мягких диванах отдыхали двое мужчин.

– О-о! А вот и он! – поприветствовал новоприбывшего крупный и представительный господин, поднимаясь и протягивая руку. – Вот, Бучаков, послушай, что он тебе скажет, и сделай все, что сможешь, – хриплым голосом обратился он к подскочившему с соседнего дивана сутулому мужчине в светлом костюме. – Это мой старинный друг и, можно сказать, наш коллега, Виктор Андреевич Тропинин.

Обняв хозяина дома, Виктор Тропинин пожал руку мужчине в светлом костюме, а Владимир Львович без церемоний его представил.

– Бучаков Александр. Мой личный юрист, один из тех, кому лучше не попадаться в тяжбе, как ты и просил. С ним можешь говорить по любым вопросам.

Владимир Львович грузно сел и сделал едва уловимый жест рукой. Немедленно из-за стеклянных дверей появились два стюарда – стол со стороны нового гостя быстро оброс приборами и посудой. Пока Тропинину подавали холодные закуски и напитки, все молчали, а когда персонал исчез и запер за собой двери, хозяин дома пожурил своего гостя:

– Давно не навещал старика.

– Специально для этого и прилетел.

– Вот как! – усмехнулся Владимир Львович. – Хорошо! Спасибо, уважил. Не часто мне уже такой почет оказывают. А я-то думал, что ты прилетел не меня повидать, а чего-то понадобилось. Ну, выкладывай, что у тебя за дело?

– Аукцион русского искусства.

– Верно, верно, аукцион, помню, мы же там участвуем. А когда он?

– Завтра вечерние торги, в девятнадцать часов по Москве.

– Так чего ж ты не там? – обратился он к Тропинину.

– Сегодня же улетаю. Через три часа.

– Ясно, – с хитрой улыбкой медлительно цедил слова хозяин дома. – Значит, что-то стряслось и у тебя появились проблемы, иначе зачем тебе Бучаков так срочно понадобился?

– Сейчас расскажу.

Тропинин отпил глоток прохладного белого вина, внимательно взглянул на бутылочную этикетку и расстегнул принесенную папку.

– Дело потому спешное, что оно довольно щекотливое и как раз касается нашего участия в этом аукционе.

– У нас все дела спешные, другими не занимаемся. А кто это нас там щекочет?

– Эксперты «Сотбиса».

– Вот как! – Улыбка мгновенно слетела с лица Владимира Львовича. – Так ты же говорил, что у нас там все чисто! Я и думать об этом забыл.

– Да, верно, еще три дня назад было чисто. По всем вещам, что мы вывезли в апреле, нами представлены положительные экспертизы. Все они приняты на торги, вещи включены в каталог, показаны на предварительной выставке и будут завтра выставлены на продажу, вот, полюбуйся. – Тропинин положил на стол аукционный каталог. – Однако возникло одно непредвиденное «но»…

– Какое «но»? – беря каталог в руки, нахмурился Владимир Львович, и лицо его снова приняло тяжелое выражение. – Говори толком, что случилось?

– Пока еще ничего непоправимого, но кое-что пошло не так, как планировали. Возникла одна проблема. Услышав слово «проблема», юрист немедленно раскрыл блокнот и приготовился записывать, а его патрон нервно застучал толстыми пальцами по столу. На вид ему можно было дать лет шестьдесят или шестьдесят пять.