Иржи Грошек - Файф-о-клок

– Ага! – попрощалась Анна. – Фотографии присылай!

– Непременно! – заверила Маша и отчалила…

А я продолжал размышлять над сюжетом, что развивался на моих глазах. Вспомнил друга-редактора Александра и решил показать ему роман, когда тот напишется. Через год, через два, через три, но я понял, что – попался. Подцепил инфекцию на Карловом мосту, обретаясь между Кириллом и Мефодием.

– Вазочки на сегодняшний день отменяются! – вдруг заявила Анна. – Где тут подают пиво с кнедликами?! Веди меня, Сусанин!

Один мой знакомый ребенок по имени Надя готовился к поступлению в художественную школу Эрмитажа. Поэтому его надували, как мыльный пузырь, всякими искусствоведческими приколами: кубизм, модернизм, Ван Гог, Пикассо и Гойя… В результате ребенок оттарабанил все, что в него надули, и приумолк, загадочно зыркая глазами. «А скажите-ка, Надя, – спросили строгие экзаменаторы, – что вам больше всего понравилось в Эрмитаже?» «Честно?» – поинтересовался ребенок. «Честно!» – подтвердили экзаменаторы. «Мумия!» – признался ребенок Надя и горько заплакал…

Я к тому, что, несмотря на архитектуру и вазочки, самое замечательное в Праге – пиво. И как только Анна с этим согласилась, мы отправились в ближайшую пивницу…

Александру привет! Думаю, что действие романа с предположительным названием «Фриштык в потемках» будет происходить в Праге – куда ж от нее деться! Посылаю тебе небольшую главу – «С пивом по Праге»! Извини, что всю содержательную часть я выхлебал и предлагаю только сухой текст. Но какого дьявола сидел ты в редакции и не поехал с нами?!

Санкт-Петербург. 15 августа 2000 года

Я много раз пробовал завести ежедневник, чтобы записывать мудрые мысли. Иначе им негде приткнуться. Они скитаются по извилинам – из левого полушария в правое, роются на помойке и спят где попало. От такого образа жизни мудрые мысли постепенно спиваются и теряют человеческий облик. «Сейчас подойду к милиционеру и ка-а-ак наподдам!» – ну разве догадаешься, что лет пятнадцать назад это была довольно приличная мысль, правда, не помню какая. Но за годы скитаний она окончательно распоясалась и теперь лезет в драку со всякими прописными истинами, особенно после текилы. Идут себе десять заповедей, как положено, – в рясах и парами, никого не трогают, а тут появляется нетрезвая мысль да как даст «Неубию» в ухо. После чего «Невозжелаю» – по шее, «Неукрадаю» – по морде, и – пошла свистопляска! Десять библейских заповедей моментально преображаются и давай колотить дебошира – кто кадилом, кто молитвенником. Лупят и приговаривают: «Око за око, зуб за зуб, око за око, зуб за зуб!» Чего, собственно, и добивалась подзагулявшая мысль – вывести заповеди из себя. Вот и валяется теперь – битая, пьяная, но довольная. А я мучаюсь от головной боли: зачем возжелал чужую жену, зачем покусился на святое?!

И лучше завести ежедневник, чтобы мудрые мысли обрели там покой. Ведь я ненадежное хранилище. Могу ненароком стукнуться башкой – и мудрая мысль превращается в шишку. Тогда я морщу лоб и сочиняю эпитафию: «Здесь лежит изречение! Неизвестное, но мудрое!» И время от времени хватаюсь за это кладбище обеими руками и стенаю: «Мысли, мои мысли! На кого ж вы меня покинули!» За сорок с лишним лет я проводил в последний путь огромное число мыслей, изречений и афоризмов. Многие полегли целыми семьями, когда на протяжении ряда месяцев я пьянствовал и ни о чем не думал. Логические цепочки нарушились, извилины повымерли, а на редких островках благоразумия сидели сироты и жевали колоски.

Тогда я построил Дом престарелых мыслей и Государственную думу. Кое-что стал записывать на полях и поднимать разрушенное хозяйство. К примеру, этой осенью я ожидаю хороший урожай афоризмов, если их не побьет градом и не пожрет колорадский жук. Правда, среди изречений в последние годы замедляются темпы воспроизводства, и мысли пенсионного возраста начинают преобладать, но это естественный процесс старения, как в большинстве европейских стран. Теперь мне все чаще встречаются инвалиды и незаконченные предложения, чем лихие гетеросексуальные мысли. Зато калеки-пенсионеры прилежно ухаживают за шишками, и ежедневник им нужен, как святцы, дабы не запутаться – по какой замечательной фразе сегодня справляются поминки.

Но как только я открываю толстую тетрадь и ставлю число с целью зафиксировать все, что думаю, – умные мысли куда-то улетучиваются, а мертвые лезут из-под шишек и принимаются бродить, словно зомби. Хеллоуин! Хеллоуин! Вальпургиева ночь! Тогда я достаю телефонную книжку и начинаю названивать бабам, которые за двадцать последних лет превратились в простоквашу. Наверное, меня подначивают пенсионные воспоминания… «Алло! Это Танечка?!» Однако Татьяна Витальевна удачно обзавелась тремя дитями и недоумевает – куда надо ехать в четыре часа утра?! «В какой кабак?! Вместе с Манечкой, Санечкой и двухгодовалым Ванечкой?! Откуда такие мысли?! Что значит – шишки рассасываются?!» Здесь телефонную трубку берет законный супруг Танюши и спрашивает: какой конкретно предмет я предлагаю рассосать его половине?!

И ну его к чертовой матери, этот ежедневник… Лучше отдам богу душу вместе с мыслями… Какие остались…

Крит. 28 июля 1998 года

Чтобы создать художественный образ, надо взять прототип и разобрать его на части. Две руки, две ноги, грудь, голова и огузок… После чего состыковать все заново и поместить в литературное произведение. Получится редкостная скотина…

Нечто подобное у меня приключилось с Машей. То ли она опротивела мне внезапно, то ли постепенно, но я поступил с ней не по-товарищески. Взял модельную грудь, поставил на ноги, немного подредактировал и сотворил из Маши бисквит, в смысле бисексуалку. Дабы придать ей оттенок беспринципности, мол, женщину по большому счету не волнует – кто щелкает фотоаппаратом. Главное, чтобы снимки вышли хорошие. Вот я и щелкнул этот блондинистый прототип для своего романа «Фриштык на кладбище». Получилась брюнетка…

– А ты кто по профессии? – спросила Маша, когда рано утром я заявился в «Афродиту».

Прошедшую ночь я посвятил Анне, без командоров, но собирался соврать, что занимался медитациями. Сидел и смотрел на море вместе с окрестными собаками. Однако типично женского вопроса – «Где ты, сволочь такая, шлындал?» – я не дождался. Слегка дезориентировался и не сразу заметил, что Маша перекрасилась. Из позитивки в негативку. Что не сулило ничего хорошего.

– Кто по профессии, спрашиваю?! – повторила Маша.

– Я раб лампы! – попробовал отшутиться я, проклиная себя за вредную мужскую привычку сматываться с утра пораньше.