Дмитрий Вересов - Возвращение в Москву

А дворик, где хозяйничала несравненная Гузель, был с деревянными воротами на амбарном замке, с калиткой сбоку, в сиренях и островках невытоптанной низкой травы-просвирника. После войны где попало насажены были тополя и вымахали почти за сорок лет высокими, и тени их призрачными, подвижными от рассвета к закату синими тропинками геометрически расчерчивали двор. Скамейки посеревшего за многие годы дерева, пустая песочница под помятым жестяным мухомором, поперек двора – белье на прищепках; голубятня над дровяными сараями, за ними – уютный уголок, остаток старого-старого замоскворецкого сада – вишня и яблоня, бесплодный куст смородины, мальвы и золотые шары, а в закутке, криво огороженном ржавой сеткой, кто-то даже раскопал грядку под помидоры и кабачки.

Прошлого у меня тогда еще как будто бы и не было, оно еще не началось. А настоящее виделось не то понарошку, не то взаправду, как, впрочем, и сейчас, – дикая смесь сахара и соли. Теперь тот дворик в прошлом, в памяти, в единственной достоверной реальности. Я сознаю, что он житейски мертв и любовь моя к нему порочна, как порочна некрофилия, но меня это не тяготит. А тяготят меня посмертные ипостаси московского дворика, такие как: ресторан «Московский дворик», строительная фирма «Московский дворик», неясного назначения ООО «Московский дворик», риелторская компания «Московский дворик», фестиваль самодеятельности «Московский дворик», радиостанция «Московский дворик», клуб «Московский дворик», торжественная процедура награждения лучших дворников, принявших участие в конкурсе «Московский дворик», объявление типа: «Куплю рубль 1898 года «Московский дворик»», тот самый трехсотрублевый музей и предел мечтаний – двухкилограммовый торт «Московский дворик» соответствующего вида, с шоколадным забором и марципановым котом. Кушайте тортик десертной ложечкой и умиляйтесь, москвичи и гости столицы. Ностальгируйте, оплодотворяя память.

Юра, Виктор, друзья-правовики Максим и Володя, а также их однокурсники-мажоры Марик и Томас отмечали окончание третьего курса в дискотеке. Пришли сначала вчетвером и застряли в толпе, в очереди жаждущих окунуться в новое по тем временам развлечение. Застряли, и надежда попасть в зал хотя бы за полночь медленно таяла по мере того, как темнело майское небо. Немало мальчиков и девочек попадали внутрь без всякой очереди, на каких-то особых (в общем, несложно догадаться, на каких) основаниях. Но не у всех же полон карман «оснований», некоторым дай бог осилить немаленькую входную плату и стоимость пары стаканов прохладительного, для себя и для девушки. Если повезет и подвернется подходящая – хорошенькая, без компрометирующей вас вульгарности и без особых претензий. И пусть даже и не подвернется, хорошо бы все же попасть внутрь.

И если бы не Марик и не литовец Томас, сыновья очень влиятельных родителей, именуемые мажорами, для которых, оказывается, дискотека эта под названием «Парус» была открыта днем и ночью, если бы не Марик и Томас, четверке приятелей, скорее всего, пришлось бы отмечать вышеназванное событие в их общей комнате в общежитии номер один МГИМО на Новочеремушкинской. Под заезженную запись испанок «Баккара», и только под нее, потому что остальные ленты были изодраны не слишком исправным Викторовым катушечным магнитофоном «Астра».

Виктор, зрение у которого было острым, как у истинного демона, первым заметил приятелей мажоров и объявил:

– Вон идут Марик и Том в двухсотрублевых джинсах каждый. И не такие они люди, чтобы стоять в очереди и пускать слюнки. Присоединяемся, господа. Мы тоже не такие люди, и джинсы у нас тоже ничего себе… не сочинского производства. И даже не вьетнамского.

– И очень прос-с-сто, – сказал Томас, который ради охмурения девушек культивировал свой прибалтийский акцент, однако он умел говорить и вполне чисто, когда этого требовали обстоятельства. – Присоединяйтес-сь.

– Это с нами, – бросил Марик привратнику. – Проходите, господа дипломаты, не стесняйтесь.

Под мышкой Томас нес невзрачную плоскую картонную коробку характерных параметров, приблизительно где-то сорок на сорок и на семь сантиметров. Коробка, чувствовалось, была плотно набита.

– Пласты? – кивнул на коробку Макс.

– Здеш-ш-шний дис-с-ск-жокей – наш-ш лучший друк-к, – туманно ответил Томас, но этим было все сказано. Это означало, что Томас и, вероятно, Марик тоже являлись поставщиками «музона» для «Паруса». Они сами или по их просьбе родители привозили из-за границы «винил», и мальчики, скорее, пытаясь обрести влияние и популярность, чем из денежного интереса, приторговывали по дискотекам дефицитным и качественным товаром, успешно конкурируя с фарцовщиками, которые любили впаривать что попало, самый завалящий на западе товар, дешевенький. Что попало, но публике голодной, а потому всеядной, готовой принять «на ура» любую дребедень, лишь бы язык исполнителя был непонятен. И этим только можно объяснить популярность некоторых маргинальных исполнителей и групп, о которых на соблазнительном, сияющем Западе никто и слыхом не слыхивал.

– Что несем? – встрял Володя.

– О-о! Старьё-оу… Старьё-оу… Всего лишь «Абба-аа», всего лишь «Блонди-и»… Всего лишь Далида-а и Элтон Джо-о-н… Всего лишь Мадо-оунна… Танцуйтэ-э, на сдороф-фье!

И дискотека танцевала, так что дым столбом, и восторженно корчилась, и визжала, и аплодировала. И гласом небесным бодро бубнил микрофон диск-жокея, и крутились зеркальные шары под потолком, слепило мелькание стробоскопа, моргали через одну красные, синие, зеленые лампочки и подпрыгивали стаканы на барной стойке, рядом с которой обосновались Юра и Виктор, чтобы в очередной раз глотнуть прохладительного после зажигательной пляски.

Покачивая стаканом с коктейлем и поэтически щурясь, взъерошенный после танца Виктор импровизировал:

Он затих на полуслове и вздохнул:

– Дальше не получается. По-моему, гад на этот раз совсем уж бесстыдно разбавил пойло лимонадом «Буратино» или еще какой дрянью. Соломинку воткнул и думает, мы купимся… А чистого у него, у негодяя, не допросишься, не положено, видишь ли, не того ранга заведение. Зато фемины, которые здесь прописались, лакают чистый «Вана Таллин», потому как негодяю отстегивают, для них это заведение другого ранга… Ладно, не станем уподобляться… Вернее, уподоблядьццца… Как тебе словцо, Юрка?! Ммм… А если так?

– В этом варианте заупокойная концовка, – раскритиковал Юрий. – Где же оптимизм и жизнерадостность? Где же хеппи-энд?