Ольга Ляшенко - Собиратель чемоданов

Увидев Упендру, неловко взбирающегося на крыльцо, Чемодаса, забыв обо всех обидах, бросился к нему навстречу, но Упендра отстранил его ногой и гневно прокричал:

— Не смей ко мне приближаться, я не желаю тебя видеть! Я все терпел, но есть вещи, которых я не прощаю никому! Я считал тебя другом, а ты, ничтожество, выдал мой секрет!

— Какой секрет? — опешил Чемодаса.

— Какой? Не прикидывайся невинным идиотом! Будто сам не знаешь какой! Разболтал всем про мою книгу, и теперь эти ослы смеются мне прямо в лицо, а ты, предатель, хихикаешь за спиной, когда меня нет дома! Навырезал карикатур!

— Сам ты карикатура! — не помня себя от обиды выкрикнул Чемодаса и опрометью выбежал из дома.

8.Он бежал, не разбирая дороги, по-старому, носками вперед. Слезы стекали по его лбу, и скоро волосы стали мокрыми, как морская губка. Он и сам не заметил, как достиг границы чемоданного пространства, крайней оболочки внешнего чемодана. Дальше бежать было некуда. Улицы, полные деловито снующих прохожих, горы строительного мусора, причудливые силуэты новостроек — все родное осталось позади. И пока глаза его вглядывались в расплывающиеся за пеленой слез опрокинутые очертания полностью освоенного, давно обустроенного и многократно переустроенного мира, простирающегося за его спиной, пальцы его — неутомимые пальцы чемоданного жителя — блуждали по девственной поверхности от века нетронутой стены, которая нигде не имеет ни начала ни конца.

Пустынно у подножия этой стены и всегда безлюдно, хотя и нет закона, который воспрещал бы чемоданным жителям посещать эти места. Отнюдь не страх перед наказанием, не суеверие и не уважение к заветам предков — иное, высшее чувство заставляет их умерить шаг, едва лишь в просвете строений забелеет матовая изнанка крокодиловой кожи.

Тем, кто считает чемоданных жителей приземленными созданиями, для которых не существует ничего святого и возвышенного, следовало бы хоть раз побывать на празднике Последнего Чемодана, чтобы удостовериться, что вряд ли хотя бы один из остальных населяющих нашу Вселенную народов, столь же высоко чтит свои святыни, как этот народ, меньше всех во Вселенной располагающий досугом. В отличие от многих других идей, знаний, умений и навыков, идей неприкосновенности Последнего Чемодана не врождена чемоданным жителям. [81]Она не есть природный дар, а представляет собой высшее достижение культуры. В свою очередь, и культура чемоданных жителей самим своим существование обязана Последнему Чемодану. Не будь его, чемоданные жители, осваивая все новые и новые пространства, разбрелись бы в разные стороны и затерялись в бесконечной вселенной. Последний Чемодан — причина всех изменений, преобразований, переустройств и улучшений, ежедневно, ежечасно и ежеминутно совершаемых чемоданными жителями. Последний Чемодан — это основа всех основ, необходимое и достаточное условие жизни в Чемоданах.

9. Но Чемодаса не ведал, что творили его «золотые руки», ибо разум его и воля, сраженные несчастиями последних дней, на время как бы уснули, и неразумные, младенческие мечты, выскользнув из своей темницы, беспрепятственно миновали помраченное сознание и оживили маленькие острые ножницы, которым все равно что кроить. Ножницы лязгнули и взвились, как стальная оса. Сначала они ковыряли и буравили на одном месте, пока не пробуравили свозную дырочку, а потом стали жадно въедаться в толстую крокодилову кожу. Давясь, скрежеща, едва не разламываясь пополам, миллиметр за миллиметром продвигались они дальше и дальше по огромной кривой, словно вырезая чей-то гигантский портрет, до тех пор, пока овальный, в рост чемоданного жителя, негнущийся лоскут не вывалился с глухим шумом наружу.

Тут только Чемодаса очнулся от своего забытья. Еще ничего не видя, он понял, что произошло: догадка мелькнула как молния, и все недавние беды померкли перед ее убийственным светом. С ужасом, как на ядовитую гадину, взглянул он на ножницы, стальными кольцами обхватившие пальцы, и как гадину, стряхнул их со своей руки, и они полетели прочь, во внешнюю тьму.

10.Еще минуту назад, всего лишенный и всеми отвергнутый, Чемодаса все-таки оставался самим собой, чемоданным жителем. Теперь он стал ничем. И вместе с ним лишились своего существования сотни и сотни невинных, которые ни о чем не ведая, мирно трудились у него за спиной. Когда они узнают о том неслыханном, что содеялось здесь, его руками…

«Нет!» — сказал себе Чемодаса.

Сегодняшнему читателю трудно осознать, что означало для него, воспитанного в традиционных понятиях чемоданного жителя, это наедине с собой произнесенное «Нет!». В тот момент он чувствовал себя так, словно через его сердце прошла граница бытия и небытия.

«Нет, — повторил он. — Не бывать этому. Мне-то уже терять нечего. Меня уже по сути дела нет. А они — другое дело».

После этого он перестал думать и начал действовать.

На ближайшей стройке нашлась незакупоренная бочка с клеем. Чемодаса украдкой взял пустое ведро, зачерпнул им из бочки. К счастью, время было нерабочее, не то обязательно кто-нибудь вызвался бы помочь, начались бы расспросы.

Ему удалось незаметно вернуться. Прямо пригоршнями брал он из ведра густой, душистый клей и обмазывал им края проема. Ни одного лишнего движения! Если клей засохнет раньше времени, придется все начинать сначала. Впрочем, он знал, что этого не случится, как знал и то, что клея обязательно хватит, и что никто не помешает довести дело до конца. В такие минуты он никогда не сомневался, но действовал безошибочно и наверняка.

Когда все края были густо обмазаны клеем, Чемодаса ни секунды не медля шагнул в зияющий проем.

Уровень пола снаружи оказался ниже, чем внутри, но не намного. Чемодаса упал, но тут же встал на ноги, ощупью нашел выпавший кусок стены, с натугой поднял его и, держа перед собой, как щит, приблизился к стене, а затем, собрав последние силы, приподнялся на цыпочках и вложил его в проем. Края совпали точь-в-точь, не оставив ни щели, ни просвета. С минуту Чемодаса придерживал лоскут, и только убедившись, что клей сделал свое дело, опустил руки.

11. Когда глаза привыкли к темноте, Чемодаса огляделся. Недалеко от его ног, крестом распластавшись на полу, лежали ножницы. Он подобрал их и положил в карман.

В первую минуту слух его поразила тишина, какой никогда не бывает в Чемоданах. Но скоро в этой тишине он стал различать непонятные ритмично повторяющиеся звуки, напоминающие храп огромного невидимого существа. «Должно быть, это океан», — подумал Чемодаса. Он слышал как-то от Упендры, что шум прибоя может напоминать все что угодно.

Странные сооружения невероятных размеров возвышались вдали. Самое высокое из них представляло собой плоский навес на четырех исполинских столбах, два других по своим очертаниям издали напоминали два стула. Остальные строения были скрыты во мраке.