Ольга Ляшенко - Собиратель чемоданов

— Это не проблема, — сказал Коллекционер. — Все, что от меня потребуется, я сделаю.

— Спасибо! Ты настоящий друг.

— Да что там. Мне это ничего не стоит.

— Все равно. У меня как гора с плеч свалилась. Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Я не столько из-за себя волновался, сколько из-за Марины. Ведь женщины любят, чтобы все было по закону. Моя мать всю жизнь из-за этого промучилась, только виду не подавала, из гордости, я только сейчас это понял… Да и сколько я могу сидеть у нее на шее? Тем более, скоро выборы. В конце-концов, я мужчина, должен как-то определяться.

7. — Решил баллотироваться? — улыбнулся Коллекционер.

— Что ты! Баллотироваться я уже опоздал. Теперь — не раньше, чем через четыре года. Просто я подумал, сразу после выборов новый Президент начнет набирать команду. Я мог бы пригодиться в качестве советника. Для начала и это неплохо.

— Почему бы и нет? — сказал Коллекционер. — Но все-таки, что мне делать, подскажи.

— Тебе? Да тут и думать нечего. Честно говоря, даже не знаю. По-моему, ты себя загнал в тупик. Могу только сказать, что бы я сделал на твоем месте.

— Что?

— То, что и всякий здравомыслящий человек. Я бы пошел прямо в милицию и заявил, что у меня поселились без моего ведома посторонние лица, которых я не приглашал. Прошу, мол, оказать содействие в наведении порядка.

— Ну, знаешь, это как-то… — неуверенно произнес Коллекционер.

— Что значит «как-то»? Я тебя не понимаю!

— Ну, как-то…. нехорошо…

— Нехорошо?!! А то что ты делаешь — это, по-твоему, хорошо? — возмутился Упендра. — Из-за каких-то своих непонятных комплексов ты ставишь под угрозу жизнь моей жены и моего будущего ребенка! Как я после этого должен к тебе относиться?

8. — Какого ребенка? — опешил Коллекционер.

— Разве я тебе еще не сказал? У нас с Мариной будет сын.

Коллекционер растерялся.

— Нет. Ты этого не говорил, — наконец нашел он что сказать.

— Она только вчера мне призналась. Я пока еще сам до конца не осознал. И ты знаешь… — Упендра расплылся в глуповатой улыбке. — Никогда не был сентиментальным, но это что-то такое… Сильнее меня. Так, наверное, всегда бывает. Сначала просто мечтаешь, и все время кажется, что это — не проблема и вот-вот произойдет. Потом начинаешь думать, что, может, тебе уж и не суждено. Постепенно смиряешься, хотя втайне и завидуешь идиотам, у которых как-то все получается само собой. И вдруг это происходит, когда уже и не ждешь. Потому сразу и не осознаешь. Я ведь только сейчас начинаю по-настоящему понимать, что такое отцовские чувства… Что-то такое наплывает, с каждой минутой… А когда-то воображал, что прекрасно все представляю, даже другим разъяснял. Смешно!.. Да… Об одном только грущу — что матушка не дожила…

«Это хорошо, что Марина ждет ребенка, — мелькнуло у Коллекционера. — Значит, не будет возражать против развода…», — и неожиданно для самого себя проговорил:

— Возможно, у меня тоже скоро будет сын. Или дочь.

— Поздравляю! Значит, ты меня понимаешь, — растроганно сказал Упендра. — Но тогда ты тем более должен чувствовать ответственность! Ты уже не имеешь право жить сегодняшним днем и думать только о своих разлечениях. Конечно, я понимаю, все это очень интересно — суд, чемоданные жители… Сам когда-то увлекался. Но тем не менее! Например, мы с Мариной вчера дали друг другу слово избавиться от насекомых. Какой от них толк? Только сорят и заразу разносят…

9. В это время раздался шорох подъезжающего автомобиля, и через минуту на стол, где они чаевничали, поднялся запыхавшийся Чемодаса-младший. Не заметив Упендры, он сразу же обратился к Коллекционеру:

— Дмитрий Васильевич! Я за вами! Меня тетя Клава прислала! Пойдемте скорее, вы там нужны!

— Какая еще тетя Клава? — ревниво спросил Упендра.

— Ой! Здравствуйте! Извините, пожалуйста! Покладкина Маргарита Илларионовна, секретарь суда, — выпалил юный адвокат.

— И что ей надо? — строго поинтересовался Упедра.

— Во-первых, Дмитрий Васильевич должен дать свидетельские показания. Дело все больше запутывается. Эксперты установили, что вода проникла снаружи.

— А могло быть иначе? — со скрытой иронией осведомился Упендра.

— Ну, мало ли…

— Понятно. А что во-вторых?

— Во-вторых, подсудимый Чемодасов в силу инвалидности вынужден все время стоять. На скамье подсудимых лежачие места не предусмотрены, только сидячие и стоячие. Вот он и стоит. А до вынесения приговора еще дело неизвестно когда дойдет, пока что с Сатьявадой никак не разберемся. Так Федор Соломонович предложил временно отпустить его на поруки. Зачем, говорит, без особой надобности ставить человека в неудобное положение, пока его вина не доказана. Тем более, что свои показания он уже дал, и его участие в деле сомнений ни у кого не вызывает. Вот. А ручаться за него почему-то никто не хочет.

— По понятным причинам, — заметил Упендра. — Значит, еще не все сошли с ума, это радует.

— Вот мы и подумали, может, Дмитрий Васильевич? — несмело предложил Чемодаса. — Вы же все-таки его знали?

10. — Я бы тебе этого не советовал! — категорическим тоном произнес Упендра. — Хотя, как знаешь… В крайнем случае, если ты сомневаешься, я мог бы сам за него поручиться. Как-никак, я его еще по Чемоданам помню… Кстати, — обратился он к Чемодасе, — кто там у вас сейчас судит?

— Застежкин Федор Соломонович.

— Случайно, не родственник Соломона Кузьмича Застежкина?

— Он его сын! А вы знали самого Соломона Застежкина? — восторженно спросил юный адвокат.

— Отлично знал. Не раз с ним беседовал, вот как сейчас с вами. Мудрый был старик. Умел разобраться в самом запутанном деле. В его судейство я выиграл множество сложнейших процессов.

— Так вы — адвокат?

— Формально — нет, членом Коллегии я никогда не был. Просто выступал от себя, по долгу чести. Защищал своих клиентов.

— Как это интересно!

— А вот себя самого защитить не сумел, — немного рисуясь, сказал Упендра. — Как говорится, сапожник ходит без сапог.

— Жаль!

— Мне — нет. Что ни делается, все к лучшему. Жалеть надо не меня, а тех, кто остался. А что касается того процесса, то моя чисто тактическая ошибка была в том, что я привык доверять правосудию, потому и держался, как всегда, уверенно. Я знал, что я прав, значит, и правосудие на моей стороне.

— Так и должно быть!

— А надо было исходить не из того, как должно быть, — сниходительно улыбнулся Упендра, — а из реальной ситуации. Я не учел, что ситуация изменилась. Старый Застежкин как раз только что отошел в мир иной, а на его место избрали его сынка, молокососа. Он-то и завалил мое дело. Начал импровизировать, отступать от процедуры, когда надо и не надо обращаться к публике…