Рю Муроками - Киоко

Молоденькая брюнетка и негр (по всей видимости, шофер) пытались разыскать на двери звонок. Они не обратили внимания на нас с Хосе. Мы подходили сзади, и они просто нас не заметили.

Я спросил их, чем могу помочь. Брюнетка обернулась, и я понял, что она азиатка. Когда девушка увидела Хосе, лицо ее застыло, и она крикнула: «Хосе!» Это длилось секунду, но выражение ее лица запечатлелось в моей памяти. Болезненное выражение удивления; сила, смешанная с нежностью, и огромная доброта.

Но Хосе испугал ее громкий голос и то, что девушка окликнула его по имени. Он все время боится, что социальные работники придут за ними упрячут в психбольницу. Я вмешался, чтобы защитить его, и спросил:

— Вы знакомы с Хосе?

Девушка, дрожа от напряжения, продолжала смотреть на Хосе пронзительным взглядом.

— Меня зовут Ральф, я шофер и гид. Вчера мы встречались с дядей Хосе, это он дал нам ваш адрес.

У этого Ральфа был чудовищный негритянский акцент. Я уважаю Спайка Ли[24] за то, что он режиссер и поддерживает национальные меньшинства, но не хожу на его фильмы.

— Пабло? — переспросил я.

— Да, — ответил Ральф.

Пабло — старый упрямец, какими часто бывают бедные иммигранты, но он хороший человек, время от времени он навещает Хосе. Я подумал: «Если Пабло дал им адрес, то эти двое не слишком опасны».

— Хосе, ты их знаешь?

Когда я задал ему этот вопрос, Хосе отрицательно замотал головой, весь напрягся и вцепился в мою руку. Казалось, он хотел отстраниться как можно дальше от этих посетителей.

В этот момент девушка сказала пронзительным голосом:

— Хосе, это я, Киоко.

У нее был очень жалкий вид, и говорила она так, словно сейчас разрыдается. Но японочка не заплакала. Киоко не знала, что Хосе потерял память. Чем дальше развивалась СПИД-деменция, тем меньше мог вспомнить Хосе.

Ральф обеспокоенно смотрел на Киоко. Она словно застыла на холодном воздухе ранней весны. Я сказал:

— Зайдемте, я думаю, нам стоит поговорить.

В холле был только Си Юнг, он смотрел по телевизору мексиканские мультфильмы.

Этот старик, тезка гиганта — нападающего Лиги чемпионов бейсбола, был болен СПИДом уже четвертый год, но по-прежнему жил. Ясно, что один лишь вид Си Юнга (кожа да кости, не толще алюминиевых трубок на каркасе стула, где он сидел) вызвал видимое отвращение у Ральфа. Киоко ничего вокруг не замечала. Ее взгляд был прикован к Хосе.

— Серхио, кто эти люди? — спросил Хосе по-испански.

— Они говорят, что знают тебя.

— Да нет, я впервые их вижу. Они не могут быть из бюро социальной помощи?

— Нет, уверяю тебя, Хосе, я тебе сто раз уже говорил: мы тебя не сдадим в психиатрическую больницу, ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь.

— Кто же тогда они такие?

— Если тебя это интересует, ты сам можешь спросить их об этом.

— А, знаю! — воскликнул Хосе с внезапно просветлевшим лицом, — Они, наверное, мои фанаты, а, Серхио?

Хосе забыл свою реальную жизнь, живет в мире иллюзий и считает себя звездой балета.

Нельзя винить его за уход от действительности, ему в этом помогают САД и жизнь в невообразимо трудных физических и моральных муках.

— Скажите, вы из числа моих поклонников?

Хосе сначала задал этот вопрос по-испански. Ральф отвернулся с отвращением, но, на удивление, горестное выражение лица Киоко стало мягче, просто оттого, что Хосе впервые обратился к ней лично.

— Вы из числа моих поклонников?

Он снова задал им свой вопрос, на сей раз по-английски. К моему огромному удивлению, Киоко после секундного колебания утвердительно кивнула.

— Меня зовут Киоко, ты не помнишь меня?

В страшно узкой комнате Хосе, где при любой попытке шевельнуться задеваешь локтем соседа, в спертом воздухе, пропитанном запахом физиологического раствора, лекарств, хлорки и специфического пота больных, Киоко сказала на своем неуверенном английском:

— Когда я была маленькой, ты учил меня танцевать, это было в Японии.

Я взглянул на нее, у меня сжалось сердце и перехватило дыхание. Эта молоденькая девушка, которой самое большее — лет двадцать, приехала в Нью-Йорк только из-за того, что Хосе учил ее танцевать, когда она была маленькой. Ее серьезный взгляд погрузил меня в пучину воспоминаний, воскресив в памяти день моего отъезда из Буэнос-Айреса. Из иллюминатора маленького самолета я видел бескрайние пампасы. Равнины Аргентины напоминают океан травы, этому меня учили в школе, но я впервые смотрел на это с высоты. Я задремал и, очнувшись от короткого сна, увидел, что океан травы исчез. Нежную зелень пампасов сменили виднеющиеся между облаками золотистые горы. Я впервые летел на самолете, и внезапно меня охватила тоска: я понял, что символизировала резкая смена пейзажа.

Не означало ли это, что все мои надежды, связанные с Нью-Йорком, в один прекрасный день тоже исчезнут как дым, столкнувшись с реальностью. Моя тоска была резкой и нежной одновременно. Только в моменты, когда совершаешь важное путешествие, можно испытать это чувство. Серьезность взгляда Киоко унесла меня на тридцать лет назад. Никогда в жизни я не встречал такой необычной женщины. Стоило лишь слегка изменить угол зрения, и она становилась Святой Марией, всезнающим ангелом невинности.

— В Японии? — спросил Хосе.

— Да, когда ты там служил…

Услыхав слово «служил», Хосе изменился в лице. Он ненавидит армию. Девушка говорила правду, он действительно служил одно время. Его дядя Пабло рассказывал мне об этом. Думаю, Хосе пошел в армию, чтобы получить американское гражданство. Представляю себе, что мог думать об армии гей с замкнутым характером, к тому же кубинский иммигрант.

Он никогда не говорит об этом периоде своей жизни. Точнее, Хосе стер его из памяти вместе с другими неприятными воспоминаниями. А такие воспоминания составляли почти всю его жизнь.

— Стоп! — Хосе прервал Киоко на полуслове. — Вы не путаете меня, случайно, с кем-нибудь другим? Во время службы? Не смешите меня! Согласен, теперь я уже не выступаю, поскольку ослабел, но я всю свою жизнь занимался классическим балетом.

Говоря это, Хосе указывал на вырезки из журналов с фотографиями и статьями, которые покрывали всю стену рядом с его кроватью. Это был гротескный монтаж, ясно свидетельствовавший о душевном нездоровье Хосе, мечта психиатра — легкий для диагностики клинический случай. Он вырезал свои изображения разного формата из любительских фотографий и старательно приклеил их к вырезкам из журналов. Технически коллажи были выполнены крайне примитивно, и если бы на стене висела лишь парочка таких вырезок, можно было бы принять это за хорошую шутку. Но здесь красовалось не меньше сотни фотографий, тщательно вырезанных по контуру И они были просто наклеены поверх журнального изображения, безо всякого учета перспективы, на изображения Хорхе Донна, Барьгшникова и Плисецкой. Этот микромир напоминал мне каждый раз картины ада Иеронима Босха или восточные гобелены на религиозные темы.