Николь Розен - Две недели в июле

Есть родители, сестры, братья. Могут быть дети. Друзья. Но к этому приспосабливаешься. Можно ограничить встречи с теми, кто тебе не нравится. Делаешь все, что нужно. Но не больше. На этот раз речь идет о чем-то другом, это очевидно. Но о чем?

Некоторое время это ее беспокоило. Иногда ситуация казалась ей тревожной, полной опасности. Появились соперницы — его бывшая жена и дочь. Клер пугала встреча с этим мирком, который она уже ощущала как враждебный, закрытый, не принимающий ее. А иногда счастье новой любви успокаивало ее. И в тот момент их отношений, который они переживали, она просто не могла отказаться от своего счастья. Она говорила себе, что по мере того, как их связь будет крепнуть, по мере того, как он будет все больше привязываться к ней, ему уже не так будут нужны другие, как прежде, и он сам отдалится от них. И кончится тем, что они будут жить вместе, только вдвоем.

Она открылась своему психоаналитику. Обычно она не рассказывала ему подробно о своих любовных делах. Только намекала. У нее сложилось впечатление, что ему не хотелось бы, чтобы она распыляла свои чувства, переносила их в иную обстановку, кроме его кабинета. Иногда ей даже казалось, что он ревнует. И потом, ей было немного стыдно перед ним за ту жизнь, которую она вела, за то, что не способна снова встретиться с достойным человеком. На этот раз ситуация показалась ей совсем другой, отличной от предыдущих. И она могла что-то объяснить. Вы боитесь этой женщины? — спросил психоаналитик. Да, именно так, хотя ни разу с ней не встречалась, она ее боялась. Боялась Бланш. Он ничего ей не сказал. Только после последнего сеанса, у двери, пожелал хорошего отпуска. Было ли вложено в эти слова что-то большее? Он всегда произносил их перед летним расставанием. На этот раз она пыталась найти в них какую-то новую интонацию, может быть поддержку. Его лицо не выразило неодобрения. Хотя бы это.

В дверь постучали. Это была Бланш.

— Можно войти? Не помешаю?

Бланш заходит к ней впервые. Впервые так приветливо ей улыбается.

— Конечно, нет. Входи.

Бланш подвигает стул, стоящий у письменного стола, к кровати, на которой она полулежит, прислонившись к стене.

Почему я боюсь ее, думает Клер, рассматривая ее широкое улыбающееся лицо. Простое и спокойное лицо, без макияжа, на котором годы уже оставили свои следы. Да нет в ней ничего от людоедки или колдуньи. Она отвечает на улыбку Бланш.

— Знаешь, я хотела с тобой поговорить, — говорит та, садясь. — Про вчерашний вечер. О выходке Эмилии. Мне очень жаль. Это было зло и глупо с ее стороны.

Теперь у Бланш серьезное, сосредоточенное выражение лица. Похоже, это действительно ее огорчает. Клер немного растеряна и взволнована. Вчера ей действительно было не очень приятно, хотя она и постаралась это скрыть.

— Она ревнует, не обращай внимания, — продолжает Бланш. — Она несчастная женщина, и это часто делает ее неприятной.

Клер не знает, что сказать.

— Да ничего, — произносит она. — Я поняла…

Бланш прерывает ее:

— Я сожалею об этом, поверь. Мне очень не понравилось, как она с тобой обошлась. Ты, может быть, спросишь, почему я не отреагировала. Может быть, обижаешься и думаешь, что я с ней заодно. Это не так. Причина очень простая. Мне не очень приятно об этом говорить, но это надо сделать. Эмилия сказала правду. У Марка было много любовных приключений после нашего брака. И были достойные женщины, но он никогда не оставался с ними долго. Это какая-то ущербность, о которой он знает и от которой страдает сам. Может, он говорил с тобой об этом. Мне бы очень хотелось, чтобы он к кому-нибудь привязался по-настоящему. Мы все на это надеемся, потому что любим его. И если это получится с тобой, я буду только счастлива.

Клер молча смотрит на нее. Взгляд светлых глаз Бланш открытый и прямой. Вид у нее искренний, дружеский и доброжелательный. И Клер чувствует, как вся ее предубежденность рушится.

— Я вижу, что ты по-настоящему влюблена, — после короткой паузы говорит Бланш. — Я тебя понимаю. Марка действительно можно полюбить. У него глубокий ум, он обладает редкой прямотой и абсолютно честен. Но вот есть в нем эта маленькая слабость, этот недостаток… Я говорю тебе это, чтобы ты могла защитить себя. Мне бы очень хотелось, чтобы у вас все сложилось, но я стольких уже видела… И не хочу, чтобы ты страдала из-за него. То, что Эмилия сказала тебе от злости, я говорю тебе из симпатии.

Что можно ответить? Что она уверена в нем? В его любви? Что будущее ее не страшит? Этого она сказать не может. Она уверена только в том, что происходит с ними все это время, в том, что она чувствует, когда думает о нем, говорит с ним. Когда занимается с ним любовью. И не уверена во всем остальном.

Бланш молча смотрит на нее, на мгновение кладет на ее руку свою, потом убирает ее и встает. Ставит стул на место и направляется к двери.

— Еще поговорим об этом, да? Пока!

Клер остается на кровати. Она смотрит на крону дерева за окном и в то же время ничего не видит. Она не знает, что и думать. Зачем Бланш затеяла этот разговор? Действительно ли она заботится о ней? Хочет ее поддержать? Может, и так. В какой-то мере она благодарна ей. Бланш сказала ей вещи, которые трудно выслушать, но сказала их дружески. У Клер возникло ощущение, что ее наконец, приняли в этом доме. Хозяйка его не обошлась с ней как с чужой, как с самозванкой.

Но остается то, что она сказала. И что с этим делать? Только сказать себе: да, я знаю эту проблему. Марк сам ей несколько раз об этом говорил. Но каждый раз он повторял, что с ней все по-другому, что все может измениться…

Она встает. Ей надо спуститься и найти его. Оказаться рядом, побыть с ним. Подходя к мастерской, она видит, как он вытирает рукой пот со лба, и чувствует, как ноги сами несут ее к нему, к своему счастью. Он улыбается ей. Нет, никто и ничто им не помешает. Нет, она не боится будущего.

Надо ли было говорить с Клер так, как она это сделала? Не слишком ли далеко она зашла? А если она передаст их разговор Марку, что он подумает? Не будет ли на нее сердиться? Все это беспокоит ее со вчерашнего дня. Весь вечер она украдкой наблюдала за ними. Ни Марк, ни Клер, они не показались ей смущенными. Вели себя как всегда. Нет, она хорошо сделала. Надо было это сделать. Даже если сейчас ее слова не произвели никакого эффекта, они останутся в памяти. В нужный момент Клер о них вспомнит. И потом, нельзя же оставаться такой отстраненной. Марку это не нравится, он уже высказал ей это. Нет, именно так и надо было поступить. И если между ним и Клер все разладится, ему не в чем будет упрекнуть ее, Бланш. Она была благожелательна, проявила женскую солидарность. Даже выполнила свой долг.