Анатолий Отян - Добро Наказуемо

Галя, если бы не мешки под глазами и жёлтое лицо курящей и пьющей женщины и впрямь могла бы быть красивой и модной. Ровные красивые ноги, туфли на шпильках и короткая юбка по цвету гармонирующая с кофтой, чуть прикрывающей высокую грудь, замысловатая причёска, чувственные губы с каймой и глаза, серые и большие, они смотрели на мужчин гипнотическим взглядом, и Семён поверил, что она могла завлечь не только небольшой ансамбль, но и большой симфонический оркестр.

— Может, поднимемся ко мне? — соблазнительным голосом спросила Галина.

Семён подумал: "Надо срочно отсюда тикать, а то добра от этого не будет" — но сказал:

— Извините, я тороплюсь, у меня через двадцать минут термин к врачу. Не могли бы Вы мне сказать адрес Соколова Фимы. Я его друг детства.

— А я давно догадалась, что Вы Котик, борец и десантник, Мастер спорта и человек со многими достоинствами. Угадала?

— Только фамилию, всё остальное Фимка наврал.

— Я действительно была у него на новой квартире. Он меня свозил туда, как возят кошку на новоселье. Только кошка остаётся, а Фима меня прокормить не сможет, потому что я ненасытная, — и она плотоядно хихикнула, демонстрируя двусмысленность сказанного.

Семён посмотрел на часы, и Галина поняла, что он торопится.

— Улица Бен-Гурион ринг сто десять. Телефона тогда ещё у него не было.

— Данке шён, Галя. Вы мне очень помогли.

— Битте шён, не за что данкать. Приходите в гости, буду рада, думаю, что и Вы не пожалеете, — сказала Галя, подняла пакет и пошла к подъезду.

Вечером Семён по карте рассматривал где живёт Соколов. Франкфурт — растянутый город с севера на юг и с востока на запад до двадцати километров и очень запутанный. Да ещё есть улицы, которые заворачивают под углом 90(r) не меняя наименования, а продолжение одной и той же улицы может быть с другим названием. Даже люди давно живущие в этом городе, иногда плутают. Названия улиц на домах не пишут в Германии вообще. Небольшая табличка прикреплённая к столбу на перекрёстке, иногда отсутствующая, вот и все указатели. Поэтому нужно тщательно готовить маршрут, чтобы найти необходимый адрес.

Улица Бен-Гурион ринг представляла собой кольцо диаметром метров пятьсот с парком внутри круга. Семён прикинул расстояние, получалось 15–16 километра от его дома.

Поехал Семён к Ефиму в субботу. В семиэтажном доме, в подъезде под номером 110, фамилию Соколов на панели кнопок, вызывающих хозяев квартир, Семён не нашёл и даже растерялся. Неужели Галка умышленно его обманула? Но перейдя к следующему, 112-му подъезду (в Германии нумеруют подъезды, а не дома), на шестом этаже он увидел искомую фамилию и позвонил. Динамик хрипло спросил:

— Wer ist das? (Кто это?)

— Я, Семён Котик.

Зазвенел звонок, обозначающий, что дверь открыта, Семён вошёл в подъезд и удивился. Стены кое-где были расписаны, на дверях лифта чёрным фломастером красноречиво написаны три буквы, так часто встречающиеся в России, а внутри самого лифта изображение того же самого.

На этаже стоял запах чего-то затхлого и одновременно чего-то жарившегося. Правда, возле окна стояли две пальмы в кадках, создающие диссонанс с увиденным.

— Привет, Фима!

— Привет!

— Кто это у вас тут стены расписывает?

— Здесь поселяют разный сброд: албанцы, сербы, эфиопы, вот они и малюют.

— Да нет, я видел и русские надписи.

— Это казахстанские немцы. Пьют, курят и бабы, и мужики, и детвора. Матюгаются почём зря. Весело здесь. Не то что в твоём еврейском доме.

— Не скажи. Стали прибывать евреи из Союза, так мало того, что стало грязнее в доме, в келлере, где стоят стиральные машины и находится сушилка, уже несколько раз воруют бельё. Велосипеды воруют. Мы потихоньку сюда переносим свою культуру и свой образ жизни. Ты, наверное, догадываешься, чего я пришёл.

— Да, конечно, да ты присаживайся.

— Давай ближе к делу. Мне сейчас позарез нужны деньги, — как бы оправдываясь, говорил Семён.

— Сёмочка, ты меня извини, но у меня сейчас денег нет. Потерпи немного, я скоро верну.

— Ты просил на два месяца, прошло три. Я что, должен ездить к тебе за деньгами, — уже возмущённо сказал Котик.

— Ну потратил я, когда получил квартиру. Видишь?

— Вижу, что у тебя здесь мебели не меньше, чем на шесть-семь тысяч. Мог бы и дешевле брать.

— А что мне, на полу спать?

— Ну ты и нахал, Фимка. Я бы спал на полу, но деньги, если должен, вернул бы.

— Верну, верну, не нервничай.

— Ты меня не успокаивай. Когда вернёшь?

— Позвони через неделю. Мой телефон 23445237 запиши.

— Ну ты совсем о%уел! Я тебе звонить должен? Через неделю чтобы деньги были у меня дома. Ты понял? — сказал Семён, но номер телефона записал.

— Понял.

— Смотри, ты меня знаешь! — сказал Семён и не прощаясь вышел.

Соколов, действительно, хорошо знал Котика и знал, что тот слов на ветер не бросает. И он запомнил, фразу, обронённую Семёном, когда тот давал ему в долг: "А то я знаю случаи, когда приходится выколачивать долг". Этого Ефим боялся больше всего. Люди бессовестные, не чувствующие угрызений совести и не умеющие сострадать, чаще всего панически боятся физической боли и не терпят по отношению к себе того, что они делают другим. Вернее, терпят унижения, когда это им выгодно, но оставаясь с собой наедине, посылают своих обидчиков-покровителей подальше и скликают им на голову всевозможные кары. Но стоит им потерять зависимость от них, как сегодняшний подхалим и блюдолиз становится высокомерным и недоступным для вчерашних хозяев. Так сейчас Ефим высказался про себя вдогонку Семёну: "А хер тебе а не деньги. Думает, что он в Одессе. Фрайер. Выколачивают. Я сам тебя вколочу в говно, так что нанюхаешься"

Семён же не знал, как ему быть. У него не было здесь друзей, у которых он бы мог попросить в долг, хотя знал, что у некоторых деньги есть — остались от продажи своего жилья и имущества в Союзе, но обращаться к ним и получить отказ Семён не хотел. Вечером, услышав сетования мужа на отсутствие средств на покупку инструмента, вдруг сказала.

— Сенечка, не переживай. Я тебя подбила на то, чтобы ты дал ему деньги, я и постараюсь достать. Сколько тебе сейчас нужно?

— Ой, Веруха, много. Но сейчас нужно хотя бы две-две с половиной тысячи рублей.

— Не рублей, а дойчемарок.

— Никак не могу привыкнуть.

— Да многие наши так. Особенно старики. Копейка вместо пфенинг и рубль вместо марк. Немки-продавщицы смеются, когда наши бабы говорят фюнф марка вместо фюнф марк. Мы всё пытаемся русифицировать. Вот и Рита вчера сказала: маленький хундик (собачка). Объединяет русский с немецким.

— А где ты возьмёшь деньги?

— Ещё не знаю, попробую попросить в счёт зарплаты.

— Так тебе и разогнались давать. Тут всё под проценты. Задавятся за копейку, пардон, за пфенинг.