Арон Тамаши - Домашняя кошка

Через некоторое время Этелка совершенно успокаивается и ложится на кровать.

Лежит притихшая, и теперь ей кажется, что одной не так уж и плохо. Но потом ее воображение, совсем как Дюла, отправляется гулять по белу свету. Взвивается под небеса, и даже забавно, куда его заносит и кто ему нравится.

Совсем не всегда те, кто нравится самой Этелке.

Жига, например, если хорошенько подумать, ей вовсе не нравится. Но воображение вновь и вновь возвращается к нему, сбивает у него с головы зеленую шляпу и, словно резвый ветерок, вьется вокруг его городских брюк. Иногда Жига улыбается, иногда недовольно фырчит, точно медведь, но глаза его всегда зловеще горят, он жаждет жертв.

Ему бы барашка.

А Этелка совсем как белый барашек.

Но она не хочет быть барашком, поэтому строптиво встряхивает головой и резко поворачивается на другой бок. На какое-то время успокаивается, но постепенно ей начинает казаться, будто кто-то разложил за ее спиной горящие угли. Поначалу ей страшно даже пошевелиться, потом она пробует потихоньку отодвинуться от углей и неожиданно соскакивает с кровати.

В этот момент в чулане что-то громко звякает.

Этелка сжимается в комочек, как золотой ежик, и надолго замирает на месте. Потом подкрадывается к двери чулана и прислушивается, не ходит ли там кто-нибудь или, может, дышит.

Но в чулане полная тишина.

Этелка осторожно закрывает дверь, надевает юбку и думает, что бы такое сделать. Но тут же отвергает все, что приходит на ум. Наконец она все-таки подкладывает в печку дров и опять садится к лампе.

Вяжет.

Это надолго успокаивает ее, потому что ей кажется, будто Дюла сидит за ее спиной у печки. Этелка старается не смотреть туда, пока хватает сил. Но чем дольше она упорствует, тем труднее удержать голову. И когда вроде бы все потеряно, она успевает в последний момент пообещать себе, что купит черные туфли, если не обернется до утра. Но туфли лишь вспыхивают перед глазами, словно бриллиант, и в следующую секунду Этелка уже рвется взглядом в сторону печки.

— Нету! — восклицает она.

Неожиданно ее захлестывает ярость, и она швыряет нарукавники на пол. Потом подскакивает к печке и переворачивает маленький стульчик вверх тормашками, чтобы Дюла даже сесть не мог. Открывает окно, набрасывает на плечи платок и высовывается в таинственную ночь, которая просто-таки обязана подать ей Дюлу.

Бегут минуты.

В задумчивости неподвижно стоят деревья; орлиными маршрутами плывут, вперившись в землю, облака, словно высматривая внизу зайца.

Тишина становится все тяжелее и наконец придавливает голову Этелки к подоконнику.

Этелка спит, будто усталая птица.

Вскакивает она от стука в дверь. Быстро захлопывает окно и бежит к двери с возгласом:

— Кто там?

— Твой дед! — отвечает Дюла.

Этелка впускает его, не говоря ни слова, а сама рада-радешенька. Дюла не торопясь проходит в комнату и садится к столу. Сидит, сгорбившись, подперев голову руками.

— Нехорошо мне что-то, — говорит он.

— Конечно, напился, — отвечает Этелка.

Дюла вскидывает голову:

— Что ты сказала?

Этелка не решается повторить свои слова, а предлагает Дюле что-нибудь съесть. Дюла задумывается, потом, повеселев, просит:

— Принеси, что ли, стаканчик молока.

Этелка берет лампу и идет в чулан, так как молоко обычно стоит там. Когда, однако, свет падает на горшок с молоком, оказывается, что он без крышки. Да и молока осталось совсем на донышке!

Кошка!.. — проносится в голове у Этелки.

Она вспоминает, как что-то звякнуло и как она со страху не решилась посмотреть, в чем дело. Бледная стоит она возле несчастного горшка и думает, как же быть. Сказать, что молоко выпила кошка? Сейчас, когда Дюла под хмельком и когда он наконец-то, первый раз в жизни, захотел выпить молока! Нет, это невозможно, во-первых, потому что Дюла ее поколотит, а во-вторых, потому что она умрет от стыда.

«Не скажу!» — решает про себя Этелка.

Тут раздается нетерпеливый крик Дюлы:

— Что ты там копаешься?

Этелка выходит и кротко отвечает:

— Заставила куда-то молоко.

Потом она берет стакан, возвращается в кладовку и выливает в стакан остатки. Сама же думает, господи, твоя воля, его же кошка лизала, а теперь она хочет поить им Дюлу! На секунду ей кажется, что это подло, но затем ее охватывает странный восторг: капелька слабого яда не помешает; и вот она уже приговаривает про себя: пей-пей, раз убежал в корчму, раз бросил меня одну-одинешеньку, пей, господь меня не осудит.

— Что же ты не идешь? — кричит Дюла.

Этелка спешит в комнату и, уже войдя, замечает, что молока всего полстакана. Столько она не может дать Дюле — он все выплеснет на нее. Тогда она идет прямо к полке, достает другой стакан, наливает в него воды и опрокидывает туда молоко.

— Что ты делаешь? — спрашивает Дюла.

У Этелки блестят глаза и голос поет, когда она отвечает:

— Молоко переливаю, милый.

— Куда?

— В другой стакан.

— Зачем?

— Тот был треснутый, моя радость.

Этелка подносит стакан Дюле, нежно передает его и целует мужа в щеку. Потом садится напротив и с ноющим наслаждением отдается мстительному чувству: обман ее невинен и ложь сладка.

Ее даже трясет от волнения, так она ждет.

Дюла подносит стакан ко рту и делает глоток.

— Немного водянистое, — говорит он.

Этелка невинно округляет глаза:

— Ты же сам корову кормишь.

Может быть, думает Дюла, может, и правда он виноват, он ведь все экономит, откуда ж взяться жирному молоку. Вот так бедный человек сам себя и обманывает, размышляет он дальше, однако не ропщет, а покорно допивает стакан. Вытирает рот и пылко зовет Этелку:

— Сядь рядом.

Этелка садится, но в эту минуту ее пронзает странное чувство — ей противно и страшно. С легким отвращением она думает, что Дюла может поцеловать ее. Вот этим самым ртом, который пил кошачье молоко. Ее передергивает, словно озябшую птицу, а в сердце просыпается ложь.

— Пойду лягу, — говорит она.

И потихоньку отодвигается, будто сидит на краю колодца.

Но Дюла недовольно смотрит на нее и вдруг резким движением притягивает ее к себе за талию. Жадно ищет рот. Этелка пробует увернуться, оттолкнуть мужа, потом с клекотом бросается в бой. Пинается, кусает, царапается.

И тогда Дюла неожиданно отпускает ее, впивается в нее сверкающим взглядом и сдавленным голосом спрашивает:

— Ты чего это?

— Ничего, — говорит Этелка.

Дюла сощуривает глаза и, остолбенев, некоторое время борется с собой. В нем бушует кровь, которая устремляется к плотине, чтобы прорвать и снести ее. И вот уже плотина прорвана, слышится грохот — стол оказывается посередине комнаты.

Вместе со стаканам, нарукавниками и лампой.

— Убирайся! — кричит Дюла.