Салман Рушди - Стыд

Но когда эти слова проникают в ум, девушка их не понимает. Во что это другое она может превратиться? Плохие, злые слова, от них острая боль внутри лишь возгорается. Прочь! Прочь! Прочь!

Сейчас в другой комнате происходит то, что обычно делают по ночам жены со своими мужьями. Вместо нее, Суфии, там Шахбану. Терпеть не могу рыбу! Муж не приходит к ней по ночам. Суфие это очень неприятно, как неприятно и другое — сама игра в океан и рыбу, вскрики и стоны, влажные вонючие простыни. Какая гадость! Но она — ЖЕНА. И у нее есть муж. Ох, не под силу ей в этом разобраться! То, что делает муж, — ужасно; то, что он ничего не делает с ней, — тоже ужасно. Суфия давит на веки пальцами, и перед глазами начинают мелькать малыши-племянники. Океана больше нет, но ей все равно кажется, что она тонет. Ее начинает мутить. Снова океан. Она чувствует прибой, а где-то глубоко-глубоко шевелится ЗВЕРЬ.

Не первый год в стране пропадают дети. Из бедных городских кварталов и трущоб. И домыслов всегда предостаточно. То — будто бы их силком увозят к Персидскому заливу, а оттуда переправляют в Саудовскую Аравию как дешевую рабочую силу или для изощренных (страшно даже сказать — каких) утех тамошних князьков и эмиров. То — будто бы это дело рук родителей-детоубийц, которым нужно избавиться от лишних ртов. Тайну эту так и не раскрыли. Не выявили никаких подпольных работорговцев, никого не арестовали. Пришлось примириться с печальной действительностью: дети просто пропадали, исчезали средь бела дня, как сквозь землю проваливались. Раз — и нет!

Потом стали находить обезглавленные тела. В тот год проходили всеобщие выборы. Уже шесть лет власть находилась в руках Искандера Хараппы и Народного фронта. И удерживать ее становилось все труднее. На этот раз противники Хараппы объединились, оппозиция решила дать бой. Критиковали экономическую программу правительства, называли его «безбожным», приписывали ему самовозвеличивание, намекали на коррупцию. Бытовало мнение, что Народный фронт потерпит поражение во всех приграничных избирательных округах — как на северо-западе, так и в местности, где располагался городок К. Потеряют они много депутатских мест и в городах. Так что умы людей были заняты перипетиями политической борьбы, и никого не взволновала смерть нескольких нищих.

Было их четверо: угловатые мальчишки-подростки. Головы буквально сорваны с плеч какой-то огромной силой. На старых, выношенных штанах — следы спермы. Нашли тела на свалке в трущобах. Похоже, умерли все четверо почти одновременно. Головы так и не отыскались.

Предвыборная лихорадка достигла предела. Поэтому газеты почти не писали об убийствах. Не сообщали о них и по радио. Поползли было слухи, но быстро угомонились. Мало ли что может случиться в трущобах!

А случилось вот что.

«Женщина в чадре» — рассказ-кошмар. Тальвар уль-Хак возвращался на самолете в столицу из города К. И в дороге ему привиделось нечто любопытное. В те дни глава Федеральной службы безопасности очень много работал и мало спал, проводя почти все время в разъездах по стране. Близились выборы, а Тальвар уль-Хак входил в узкий круг доверенных Искандера Хараппы; предаст премьер-министра он немного позже. Итак, дел у него было по горло: Искандер, чтобы во всем хоть чуть-чуть упредить соперников, доверил службе безопасности выявлять их планы, насаждать в их штаб доносчиков, ставить палки в колеса оппозиции, под любым предлогом сажать ее лидеров за решетку. Вот какими государственными делами была занята голова Тальвар уль-Хака, меж тем как некогда свернутая шея его вдруг отозвалась резкой болью. Тальвар лишь стиснул зубы и продолжал внимательнейше изучать фотографии, запечатлевшие некоторых политиков-сепаратистов в постели с красивыми юношами — испытанными сотрудниками госбезопасности, трудящимися на благо родины. Тут-то и настигло Тальвар уль-Хака видение — пришлось оторваться от дел. Показалось ему, что он не в самолете, а в резиденции Резы Хайдара, невидимкой притаился во тьме коридора. Ночь. По коридору движется Билькис Хайдар, закутанная, как всегда, в черное, до пят, покрывало. Она проходит мимо, не замечая его, и — о ужас! — покрывало у нее насквозь мокрое, с него капает что-то густое, темное — но только не вода. Это кровь. В неосвещенном коридоре за Билькис тянется черный ручеек.

Исчезло видение. Тальвар уль-Хак вернулся домой, проверил, все ли в порядке в семье Хайдар. Билькис не покидала дом, все в добром здравии, поэтому видение скоро забылось за рабочей суетой. Позже он признался генералу Резе Хайдару:

— Моя промашка. Мне б сразу смекнуть, что к чему, а голова другим была занята.

На следующий день после возвращения из К. Тальвар уль-Хак узнал о четырех обезглавленных телах, узнал по чистой случайности: в столовой двое его сотрудников злословили: нельзя ли свалить вину за убийства на гомосексуалистов — лидеров оппозиции. Услышав такое, Тальвар уль-Хак похолодел и выругал себя: «Идиот! Неспроста же шея болела!»

Немедля он отправился в генеральный штаб, вызвал Резу и предложил прогуляться по саду, чтобы беседу не подслушали. Хайдара предложение зятя озадачило, но он согласился.

Как только они оказались в знойном полуденном мареве, Тальвар тут же рассказал о своем видении; смущала его только фигура женщины — Билькис явно крупнее. Припомнил он и что шла она неуверенно и нетвердо.

— Простите, но сдается мне, что Суфия Зинобия снова стала разгуливать во сне, — предположил он.

Способности ясновидца никогда не оспаривались, и Реза Хайдар зачарованно слушал, не прерывая Тальвара. А тот пошел еще дальше в своих домыслах: дескать, случись Суфию Зинобию показать гинекологу, он наверняка засвидетельствует, что она уже не девственница. Весьма любопытно, ведь всем известно, что муж с ней не спал.

— Извините за откровенность, сэр, но, по-моему, она отдалась тем четверым молокососам, а потом открутила им головы.

Реза Хайдар живо представил, как его убогая дочь уступает групповому домогательству, потом в отместку рвет на части своих недавних любовников… и ему сделалось дурно.

— Поймите меня правильно, сэр, — уважительно приговаривал Тальвар уль-Хак, — я не намерен давать делу ход, если не получу от вас соответствующих указаний. Все можно решить в кругу семьи.

— Кто бы подумал! — Голос Резы доносился словно издалека, едва-едва слышно. — Сначала индюшки, потом этот случай на свадьбе, но потом-то, уж сколько лет — и все тихо-спокойно. Я уж решил: наши заботы позади. Думал, рано или поздно все образуется. Дурак я, дурак! Только себя обманывал! — Он надолго замолчал, потом заговорил вновь: — Ну, теперь мне конец. Крышка. Капут. Хана.

— Такое недопустимо, сэр, — вмешался Тальвар. — Вы нужны армии.