Кадзии Мотодзиро - ЛИМОН

Что создает такие лепестки, что создает такие тычинки? Я думаю, что именно эта кристальная жидкость, которая медленно, словно во сне, поднимается по сосудам растения.

Почему у тебя на лице такое несчастное выражение? Разве не красивая картина? Наконец-то я смог внимательно разглядеть цветы сакуры. Я освободился от мистики, которая вселяла в меня беспокойство вчера и позавчера.

Два или три дня назад я спустился в долину, гулял там, переступая с камня на камень. И там, и тут из брызг, словно Афродита, рождались подёнки с прозрачными крыльями и взлетали прямо в небо над долиной. Наверное, ты знаешь, что в небе у них состоится красивая свадьба. Я прошелся чуть-чуть и наткнулся на нечто странное. Я подошел к берегу высохшего озерца, от которого осталась небольшая лужа, и это было в луже. Ее поверхность переливалась, словно разлитая нефть. Что бы ты думал? Это были трупики подёнок с прозрачными крылышками, бесчисленное множество, может быть, десятки тысяч. Сплошной пленкой они покрывали поверхность воды, от сложенных крылышек исходил блеск, словно от масла. Это было кладбище поденок, которые завершили откладывание яиц.

Зрелище поразило меня до глубины души. Я испытал жестокую радость, вероятно, одного рода с той, что переживает извращенец, раскопавший могилу и наслаждающийся видом трупа.

Ничто в этой долине меня не радовало. И камышовки, и синицы, и молодая зеленая поросль, что клубилась в белых солнечных лучах, казались мне не более чем неясными умозрительными образами. Мне была необходима трагедия. Тогда возникало равновесие, тогда мои умозрительные образы приобретали ясность. Мое сердце как злой дух томится в унынии. И только тогда, когда уныние становится совершенным, мое сердце успокаивается.

— Ты вытираешь под мышками. Выступил холодный пот? У меня тоже. Не расстраивайся. Представь, что это нечто вроде липкой спермы. Тогда уныние станет совершенным.

Под сенью сакуры закопано мертвое тело!

Откуда появилась мысль о закопанном трупе, ума не приложу, но теперь она стала одним целым с сакурой и, сколько ни тряси головой, никак не хочет отвязываться.

Сейчас я чувствую желание выпить сакэ за цветение сакуры с таким же правом, как и те крестьяне, что устраивают пикник под ее сенью.

До чего же занятные уши у кошек. Тоненькие, прохладные, словно побеги бамбука, с внешней стороны поросли шерсткой, с внутренней гладкие и блестящие. И жесткие, и мягкие одновременно, нечто исключительно своеобразное по своей природе. Еще в детстве при виде кошачьих ушей я не мог отделаться от фантазии — пробить уши, словно билет компостером: «бац». Ну не жестоко ли?

Нет. В сущности, все из-за той непостижимой притягательности, которой обладают кошачьи уши. Не могу забыть, как однажды ко мне пришел один строгий и очень серьёзный гость, и на колени к нему забрался котенок, — так гость то и дело пощипывал его за ухо.

Подобные фантазии, как ни странно, достаточно привязчивы. Пока мы не претворим в жизнь наши детские фантазии, такие, как эта про кошку и компостер, они остаются в нашей унылой и скучной взрослой жизни. А что, если кто-нибудь из взрослых, трезво мыслящих, вдруг возьмет и разрежет ухо кошки, зажатое между двух листов картона, словно сэндвич? — Что только не приходит в голову! Однако недавно я обнаружил роковой просчет в своих фантазиях.

Если взять кошку за уши, как кролика, то ей не будет больно. Уши у кошек построены таким образом, что им не больно, если их дергают. На ушах каждой кошки можно обнаружить следы, словно бы когда-то ее уже дернули за ухо и чуть не оторвали его, А на месте отрыва пришили заплатку. И для тех, кто верит в сотворенность, и для тех, кто верит в эволюцию, это не больше, чем занятное, комичное ухо. Когда дергаешь за ухо, эта заплатка слегка растягивается. Поэтому кошки остаются совершенно равнодушными, когда их дергаешь за уши. А больно ли им, если сжать ухо, ну, скажем пальцами? Вовсе нет, как бы сильно вы ни сжимали, им совсем не больно. Я подергал кошку за уши, как мой гость, о котором я недавно говорил, и она лишь изредка мяукала. Я стал подозревать, что уши кошек бесчувственны, и вслед за тем моя фантазия о компостере, пробивающем уши, опять ожила. Как-то раз, забавляясь со своей кошкой, я укусил ее за ухо. Это было настоящее открытие. Стоило мне укусить эту бестию, как она громко закричала. Моя давнишняя фантазия тут же рассыпалась в прах. Кошкам больнее всего, когда их кусают за ухо. Их крик начинается с чуть слышного звука. Чем сильнее кусаешь ухо, тем сильнее она кричит. Звук возрастает crescendo, словно бы на деревянном духовом инструменте.

Так пришел конец моей многолетней фантазии. Однако теперь я понял, что подобным вещам не бывает конца. Меня стала все больше и больше занимать другая фантазия.

А что, если обрезать кошке все когти? Что тогда будет с кошкой? Неужели она от этого умрет?

Она привычно попытается залезть на дерево — но ничего не получится. Нацелившись на подол платья, она прыгнет — что-то не так. Попытается заточить когти — и ничего. Наверняка она из раза в раз будет повторять свои попытки. И с каждым разом приходить к выводу, что она не такая, как была прежде. Постепенно она потеряет уверенность в себе. Вскоре даже мысль о том, что она находится на определенной «высоте», начнет вызывать в ней дрожь. Потому что у нее больше нет когтей, которые спасали ее от «падения». Она стала каким-то совершенно другим животным, которое может только ходить, переваливаясь с лапы на лапу. И, наконец, она не сможет даже этого. Отчаяние! Она видит один непрекращающийся кошмар, от бессилия не может даже есть и, в результате, умирает.

Кошка без когтей! Разве может быть что-либо беспомощнее и жалостнее этого. Разве что поэт, потерявший фантазию, или гений, павший жертвой шизофрении!

Подобные фантазии всегда навевают на меня грусть. Ощущение абсолютной грусти убеждает меня в правильности такого конца. В самом деле, что же будет с кошкой, лишившейся когтей? Несомненно, без глаз, или, скажем, без усов она сможет жить. Однако здесь совсем другое. Спрятанные в подушечках мягких лап, словно в ножнах, изогнутые, как гарпуны, острые, как кинжалы, когти! Они и есть жизненная сила зверя, они и есть его разум, его душа, все. В это я верю без всяких сомнений.

Как-то раз мне приснился чудной сон.

То была спальня некой дамы, назовем ее X. У нее была обычная комнатная кошечка; когда я заходил к ней, дама всегда снимала ее со своей груди, где обычно держала, и передавала мне. Каждый раз я чувствовал себя неловко при этом. Стоило взять кошечку на руки, как в нос ударял лёгкий аромат духов.

В моем сне дама сидела перед зеркалом и делала макияж. Кажется, я читал газету, или что-то в этом роде, бросая время от времени взгляды на даму, и вдруг вскрикнул от удивления. Что бы вы думали! Дама наносила пудру на лицо кошачьей лапкой. Я вздрогнул. Взглянув на нее еще раз, я решил, что это просто пуховка для пудры, изготовленная в форме кошачьей лапы. Однако вопрос вертелся на языке, и я не смог сдержаться.