Элис Сиболд - Счастливая

Мастин высказал возражение:

— Прошу придерживаться формулы «вопрос — ответ».

— Принято, — сказал Горман.

— Помните ли вы, — вновь начал Пэкетт, — как написали в своем заявлении: «У меня есть ощущение, что этот чернокожий мужчина…»

Мастин поднялся.

— Возражаю. Адвокат читает выдержки из заявления или использует заявление для подрыва доверия. Зачитывание заявления противоречит судебной практике, и на этом основании я возражаю…

— Зачитывать выдержки из заявления не возбраняется, — ответил Горман Мастину. — А вам, мистер Пэкетт, следует более четко сформулировать вопрос, например: «Помните ли вы свое утверждение, сделанное в полиции такого-то числа?» и только после этого зачитать выдержку. Прошу.

— Согласен, — ответил Пэкетт уже без прежнего апломба. — Помните ли вы свое утверждение, сделанное в полиции пятого октября?

— Да.

— Помните, как вы сказали полиции: «У меня есть ощущение, что этот чернокожий мужчина, возможно, тот человек, который изнасиловал меня в мае в Торден-парке»?

Теперь я поняла, на чем он играет.

— Я предпочла бы для большей уверенности взглянуть на заявление.

— Конечно, конечно. Прошу рассматривать этот материал в пользу моего подзащитного: заявление, сделанное Элис Сиболд пятого октября. А теперь попрошу вас просмотреть заявление и ответить, освежило ли оно в памяти данную в то время информацию.

Я пробежала глазами текст своего заявления, и мне все стало ясно.

— Ну да.

— Своим заявлением вы информировали полицию, что уверены…

Тут я его перебила. У меня появилась уверенность, что на последних минутах можно выиграть этот раунд.

— Я сказала, что в тот миг у меня было такое ощущение, потому что сначала я видела только его спину и жесты. Уверенность в том, что это был он, пришла ко мне во второй раз, когда я находилась на противоположной стороне улицы. Указанное ощущение, основанное на его фигуре и жестах, возникло у меня в первый момент, когда я увидела его со спины, но, поскольку тогда я не видела его лица, уверенности у меня еще не было. Увидев же его лицо, я уже не сомневалась, что это тот мужчина, который изнасиловал меня восьмого мая.

— Это заявление было сделано после того, как вы два раза увидели его на Маршалл-стрит, не так ли?

— Да, после того. Меня попросили изложить факты, причем в хронологическом порядке, что я и сделала.

— Следует ли понимать, что ваше заявление отражает переход от позиции «возможно» к позиции «является»?

— Нет.

— Спасибо.

Он сделал вид, что добился успеха. Ему хотелось изменить направление допроса, но на данном этапе он мог только мутить воду. «Ощущение», «уверенность», «возможно», «является» — разве все это не призвано было убедить суд, что я путаюсь в своих показаниях и потому не заслуживаю доверия?

— Кстати, — сказал он, делая новый заход, — в ноябре, во время процедуры опознания, находился ли в здании представитель Кризисного центра помощи жертвам изнасилования?

— Да.

— С вами провели консультацию перед опознанием?

— Консультацию?

— С вами провели беседу? Консультант был в пределах досягаемости?

— Да. Мне обеспечили сопровождение.

— Когда вы уходили с опознания, он все еще был с вами?

— Не он, а она.

— Она?

— Да, она.

— Вы разговаривали с ней и до процедуры опознания, и после, это так?

— Да.

— Присутствует ли сегодня в зале представитель Кризисного центра помощи жертвам изнасилования?

— Нет, сегодня не присутствует.

— Ни в зале заседаний, ни в здании суда?

— Нет.

Пэкетту не понравилось сделанное ранее Мастином замечание о том, что его отказ допустить Тришу на опознание подорвал правомочность следственной процедуры.

— Процедура опознания состоялась, не так ли?

— Состоялась.

— Видимо, она была проведена четвертого ноября?

— Да.

— Вы помните, что там находился дознаватель Лоренц?

— Помню.

— Вы узнали его по прежней встрече?

— Да.

— По какой прежней встрече вы его узнали?

— Он принимал мое заявление восьмого мая.

— Он говорил вам, что подвергает сомнению ваше заявление, датированное восьмым мая?

Я и бровью не повела. Ни Гейл, ни Мастин никогда не упоминали, что Лоренц вначале сомневался в моей правдивости.

— Нет, не говорил.

— Вы не помните, давал ли он вам какие-либо советы, когда вы вошли в зал опознания?

— Он сказал, что я должна посмотреть на тех пятерых мужчин и отметить крестиком в соответствующей графе номер того, о ком идет речь.

— Помните ли вы, кто еще присутствовал в зале опознания?

Я мысленно вернулась в это помещение, припоминая фигуры тех, кто там находился.

— Присутствовали миз Юбельхоэр, далее, стенографистка суда или стенографистка опознания — не знаю, как называется эта должность, и еще какой-то мужчина там сидел и чем-то занимался. Ну и я, конечно.

— А вы припоминаете?..

— Ах да, еще вы.

Тон его вдруг резко изменился. Стал отеческим, заботливым. Я на это не поддалась.

— Помните, как дознаватель Лоренц советовал вам не спешить, тщательно осмотреть шеренгу и свободно перемещаться вдоль нее?

— Да, это я помню.

— Помните, как я попросил дознавателя объяснить вам, как…

— Простите?

— Вы помните, как я попросил дознавателя объяснить вам процедуру?

Улыбка его стала чуть ли не благожелательной.

— Что это сделали лично вы — не помню.

— Но вы помните его объяснения?

— Помню, что кто-то мне объяснил, как это делается.

— Но тем не менее, — сказал он уже без улыбки, — вы ведь встали и прошлись по комнате?

— Да.

— Более того, вы дали участникам опознания команду совершить конкретное движение — если не ошибаюсь, поворот головы влево. Помните это?

— Помню.

— Дознаватель приказывал: «Номер один, поворот налево!» — помните это?

Все это он вытягивал из меня клещами — отрабатывал свой номер.

— Да.

— Что вы сделали после этого? Что было дальше?

— Я довела отсчет до четвертого и пятого и выбрала пятого, потому что он на меня смотрел.

— Вами был выбран номер пять?

— Да, я поставила крестик в графе с пятым номером.

Это я повторяла тысячу раз: так оно и было.

— Вы поставили под этим свою подпись?

— Да, поставила.

— Поделились ли вы словесно с кем-либо из находившихся в зале своими сомнениями по поводу того, что это был номер пять?

— В зале я не сказала ни слова.

— Было ли вам известно, что, отмечая номер пять, вы тем самым указываете на причастность или возможную причастность данного лица к делу об изнасиловании?

— Да.

Моим оплошностям не было конца.

— Итак, лишь покинув помещение, вы осознали, что вам не следовало выбирать пятый номер?