Татьяна Росней - Ключ Сары

Но по тону врача девочка заключила, что он не поверил ни единому слову Жюля. Он рассмеялся очень неприятным смехом. А потом принялся рассуждать о законе и порядке. О marechal Petain и новом видении Франции. О том, что подумают в Kommandatur [43] Комендатура. об этой темноволосой, худенькой маленькой девочке.

Наконец она услышала, как с грохотом захлопнулась входная дверь.

Потом до нее донесся голос Жюля. Похоже, он был не на шутку испуган и потрясен.

— Женевьева, — сказал он, — что же мы наделали!

— Я хотела бы спросить вас кое о чем, месье Леви. Это не имеет никакого отношения к моей статье.

Он взглянул на меня, а потом вернулся к своему креслу и опустился в него.

— Разумеется. Спрашивайте.

Я подалась вперед, наклонившись над столом.

— Если я дам вам точный адрес, не могли бы вы помочь мне узнать, что сталось с одной семьей? Их арестовали шестнадцатого июля сорок второго года.

— Семья, прошедшая ужасы «Вель д'Ив», — заметил он.

— Да, — ответила я. — Для меня это очень важно.

Он взглянул в мое усталое лицо. На мои припухшие глаза. Появилось ощущение, что он читает мои мысли, видит меня насквозь. Видит боль и печаль, которые я ношу в себе, видит то, что я узнала о своей квартире. Видит все, что со мной произошло нынче утром, видит мои чувства и переживания. Я сидела перед ним и ждала, что он скажет.

— В течение последних сорока лет, мисс Джермонд, я пытался разыскать следы всех евреев, высланных из этой страны в период с сорок первого по сорок четвертый годы. Это долгий и болезненный процесс. Но необходимый. Да, я могу рассказать вам об этой семье. Все данные находятся в компьютере, прямо здесь, у меня в офисе. Но не могли бы вы сказать, зачем вам это нужно? Почему вы хотите узнать именно об этой семье? Что это — природное и вполне объяснимое любопытство журналиста или что-то еще?

Я почувствовала, что у меня начали гореть щеки.

— Это личное, — ответила я. — И мне нелегко объяснить свой интерес.

— Попробуйте, — предложил он.

Я заколебалась, но потом все-таки рассказала ему о квартире на рю де Сантонь. О том, что говорила Mamé. О том, что сказал мне свекор. И наконец, разговорившись, я поведала ему о том, что просто не могу забыть об этой еврейской семье. Что все время думаю о том, кем они были и что с ними стало впоследствии. Он молча слушал, время от времени кивая головой. Наконец сказал:

— Иногда, мисс Джермонд, вспоминать прошлое не так-то легко. Оно может таить в себе неприятные сюрпризы. Правда тяжелее неведения.

Я кивнула, соглашаясь с ним.

— Я понимаю, — сказала я. — Но я все равно должна знать.

Он, не мигая, долго смотрел на меня.

— Я назову вам имена тех, кто жил в этой квартире. Но только для вас. Не для вашего журнала. Вы можете пообещать мне это?

— Да, — пробормотала я, пораженная его торжественным и мрачным тоном.

Франк Леви повернулся к компьютеру.

— Пожалуйста, назовите адрес.

Я дала ему адрес.

Пальцы его забегали по клавиатуре. Компьютер негромко загудел. Я почувствовала, что сердце замерло у меня в груди. Потом тихонько засвистел принтер и выплюнул лист бумаги. Франк Леви, не говоря ни слова, протянул его мне. Я прочитала:

Дом 26, рю де Сантонь, Париж 75003 СТАРЖИНСКИ

• Владислав, родился в 1910 году в Варшаве. Арестован 16 июля 1942 года. Мастерская на рю де Бретань. «Вель д'Ив». Бюн-ла-Роланд. Конвой номер 15, 5 августа 1942 года.

• Ривка, родилась в 1912 году в Окуневе. Арестована 16 июля 1942 года. Мастерская на рю де Бретань. «Вель д'Ив». Бюн-ла-Роланд. Конвой номер 15, 5 августа 1942 года.

• Сара, родилась в Париже, в 12 arrondissement, в 1932 году. Арестована 16 июля 1942 года. Мастерская на рю де Бретань. «Вель д'Ив». Бюн-ла-Роланд.

Принтер с завыванием выплюнул еще одну страницу.

— Фотография, — сказал Франк Леви. Он взглянул на нее, прежде чем отдать мне.

Это был снимок десятилетней девочки. Я прочитала подпись. Июнь тысяча девятьсот сорок второго года. Фотография была сделана в школе на рю ди Бланк-Манто. Школа находилась совсем рядом с рю де Сантонь.

У девочки были раскосые светлые глаза. Наверное, в действительности они были голубыми или зелеными, решила я. Светлые волосы до плеч, схваченные обручем. Милая, застенчивая улыбка. Лицо в форме сердечка. Она сидела за школьной партой, и перед нею лежала раскрытая книга. На груди виднелась звезда.

Сара Старжински. На год младше Зои.

Я снова взяла в руки листок с именами. Мне не нужно было спрашивать Франка Леви, куда направлялся конвой номер 15 из Бюн-ла-Роланд. Я уже знала, что конечным пунктом назначения был Аушвиц.

— Почему здесь упоминается мастерская на рю де Бретань? — спросила я.

— Именно туда согнали большую часть евреев, проживающих в третьем arrondissement, прежде чем перевезти их на рю Нелатон, к велодрому.

Я обратила внимание на то, что у Сары не был указан номер конвоя. Я поинтересовалась у Франка Леви, что это значит.

— Это означает, что ни в одном из поездов, выехавших из Франции в Польшу, ее не было. Насколько нам известно.

— Она могла сбежать? — задала я очередной вопрос.

— Трудно сказать. Нескольким детям действительно удалось сбежать из Бюн-ла-Роланда, и их спасли французские фермеры, жившие поблизости. Других детей, которые были намного младше Сары, депортировали, при этом их личность зачастую не была идентифицирована. В таком случае их именовали очень просто, например: «Один мальчик, Питивьер». Увы, мисс Джермонд, я не могу сказать вам, что случилось с Сарой Старжински. Все, что мне известно, это то, что она так и не попала в Дранси вместе с остальными детьми из Бюн-ла-Роланд и Питивьера. В архивах Дранси ее имя не упоминается.

Я снова взглянула на нежное, невинное лицо.

— Что же могло с ней случиться? — пробормотала я.

— Ее след теряется в Бюн. Ее могла спасти какая-нибудь семья, проживающая по соседству, и прятать всю войну под другим именем.

— Такое часто бывало?

— Да, довольно часто. Выжили многие еврейские дети, и выжили только благодаря помощи и щедрости французских семей или религиозных учреждений.

Я подняла на него глаза.

— Как вы считаете, могла Сара Старжински спастись? Могла она уцелеть и выжить?

Он посмотрел на фотографию милой, улыбающейся девочки.

— Я надеюсь, что так оно и случилось. Но теперь вы узнали то, что хотели. Вы узнали, кто жил в вашей квартире.

— Да, — сказала я. — Да, благодарю вас. Но меня все равно интересует, каким образом семья моего мужа могла поселиться в квартире Старжински после их ареста. Я не могу этого понять.

— Не судите их слишком строго, — заметил Франк Леви. — Ведь в действительности многие парижане отнеслись к происшедшему весьма равнодушно. Не забывайте, что Париж был оккупирован. Люди боялись за свою жизнь. То были совсем другие времена.