Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Кинтин почувствовал невероятное облегчение. Раздражение, которое вызывала Исабель, исчезло, как по волшебству. Ничто теперь не помешает чтению, теперь все в порядке; он узнает, чем кончается роман. Какая она изобретательная! Он не мог не восхищаться ею. Они много ссорились, но порой ссоры между любящими людьми являются результатом глубокого чувства друг к другу. Безразличие есть доказательство отсутствия любви, а он ни минуты не сомневался, что любит Исабель.

Сможет ли она действительно написать роман? Этого он не знал, но в глубине души все-таки надеялся, что сможет. Несмотря на волнение и беспокойство, которые вызывали у него некоторые страницы, ему хотелось, чтобы Исабель состоялась как настоящая писательница. Заменить стихи Ребеки рукописью романа в потайном ящике стола в любом случае было поступком настоящего мастера. Подлинный художник всегда сделает все возможное, чтобы сохранить свое творение.

Кинтин уселся на зеленый кожаный диван и положил папку на колени. Она была тяжелее, чем раньше, поскольку, несомненно, в ней прибавились новые главы. Озноб – не то от страха, не то от радости – пробежал у него по спине. Комната была погружена в темноту. Этой ночью не ощущалось ни ветерка; тишина казалась такой глубокой, что слышно было, как вода лагуны плещется о фундамент дома. Кинтин зажег бронзовую лампу над диваном, развязал пурпурную ленточку и вынул рукопись из папки. Кружок света упал на первую страницу. Он быстро пробежал глазами прочитанные главы и дошел до следующей части, которая называлась «Шале в Розевиле». Кинтин, очарованный, прочитал название. Некоторые страницы, конечно, состояли из каких-то ужасных анекдотов, но он не мог удержаться и не прочитать их. Две главы были посвящены Росичам, семье матери Исабель. В третьей рассказывалось об истории Кармиты и Карлоса, несчастных родителей Исабель.

Читать о себе как о ком-то другом было делом необычным; будто ты призрак. Кинтин увидел себя ребенком, что пришел в гости к дедушке и бабушке в Гуайнабо в День благодарения в 1936 году. Что сейчас будет вытворять Исабель? Каким еще пыткам его подвергнет? Он сидит на террасе дома в Розевиле и слушает, как дед и отец горячо спорят о политике, так и не придя к согласию. Ему было мучительно читать об этом. Он любил деда не меньше, чем отца, и был на стороне обоих.

Он грустно улыбнулся и прочитал еще несколько страниц. Не стоит обращать особого внимания на дискуссии о националистах и о законопроекте Тайдингса, сегодня это уже неактуально. Было ясно, что Исабель больше симпатизирует семье его матери, чем семье его отца. Как прадедушка, дон Эстебан Росич, так и прабабушка, Маделейне, были описаны с большой теплотой, зато с беднягой Буэнавентурой она обошлась плохо. Мало того что он был неотесанный провинциал, он получался еще и жестокий человек. Угостив жену тумаком, после которого она еле осталась жива, в день, когда танцевала Саломею, он еще имел наглость появиться в доме тестя и тещи в День благодарения и сесть за стол откушать индейки. Разве ее родители могли принимать у себя Буэнавентуру после того, как он публично избил их дочь? Или они об этом не знали? Может быть, Ребека ничего им не рассказала? Все это было маловероятно и походило на выдумки.

Сцена была полна иронии, за всем этим угадывался какой-то тайный смысл. Возможно, Исабель прибегает к гиперболам и хочет заставить его увидеть, что его отец плохо обращался с его матерью. Порой, когда женщины считают, что с ними обращаются жестоко, они могут прибегнуть к иносказаниям, далеким от конкретной реальности. Не говорит ли Исабель таким образом о себе? Быть может, он бывает жестоким с ней, не отдавая себе в этом отчета? Кинтин закрыл глаза. Это невозможно, когда любят так, как любит ее он.

В следующей главе, «Агония полковника Арриготии», главное место опять занимала история Пуэрто-Рико. Симпатии Исабель националистам ей не помогли, и повествование вышло натянутым и скучным, как будто она повторяла одно и то же. И опять она допустила серьезную хронологическую ошибку: говоря о бухте Сан-Хуан, она описала ее такой, какой та была сегодня или какой могла быть в 1981 году, – со множеством туристских пароходов, что ежедневно сновали туда-сюда, но уж никак не в 1937 году. В 1937-м, подумал Кинтин, когда мой дед, полковник Арриготия, был разжалован из начальников полиции Острова, туристов было немного, а роскошные лайнеры и вовсе были редкостью. Воды бухты Сан-Хуан были прозрачными, как стекло, и рыбаки каждый день вынимали сети, полные рыбы.

В нашем доме никогда не было политического единомыслия: каждые четыре года я голосую за государственность, а Исабель – за независимость. Далеко ушли те времена, когда послушная супруга слепо повиновалась мужу. Для меня Соединенные Штаты – моя настоящая родина. Я не чувствую себя гражданином Пуэрто-Рико, скорее гражданином мира.

– Если в один прекрасный день Пуэрто-Рико станет независимой страной, как того требуют националисты и борцы за независимость, – сказал я однажды Исабель, – мы тут же садимся в самолет и летим в Бостон, где у моей семьи еще есть кое-какая собственность.

Исабель опустила голову и промолчала. Я знал, что она со мной не согласна, но я всегда уважал ее право на собственное мнение.

Кинтин еще кое-как терпел сторонников независимости, но националисты вызывали в нем непримиримую злобу. Он считал их всех убогими и закомплексованными. Поняв, что они ничто, они решили прошить президента пулеметной очередью. Один раз это уже было и повторится еще не однажды. В 1950 году они покушались на жизнь президента Трумэна, устроив перестрелку в Каса-Блэр. Через несколько лет, в 1954 году, некая швея с запросами модели из журнала «Вог», по имени Лолита Леброн, сын столяра с внешностью элегантного киноактера, которого звали Рафаэль Кансель Миранда, и два крепких парня, больше похожие на жокеев, чем на террористов, которых звали Ирвинг Флорес и Андрейс Фигероа «ордере, устроили перестрелку в Палате представителей в Вашингтоне.

Кинтин вытер потный лоб носовым платком и устроился на диване поудобнее. Слава богу, совсем скоро на Острове пройдет референдум. Через пять месяцев пуэрториканцы смогут наконец выбрать – быть ли им в составе Соединенных Штатов или стать независимой страной. Он был уверен, что победят сторонники вхождения в состав США. Свободное ассоциированное государство, созданное в 1952 году Луисом Муньосом Мартином, для реальной жизни не годится. Голосовать за свободное государство – значит остаться на бобах.

Понятно, что интеграция в США не решит языковую проблему. Язык всегда был камнем преткновения; если пуэрториканцы не займутся этой проблемой, они кончат, как гладильщица Панча, которая сама себя выгладила. Исабель права, считая, что брак ее деда и Маделейне распался из-за того, что Маделейне так и не выучила испанский язык. Губернаторы из Америки тоже на нем не говорят. По мнению Исабель, мятежи националистов, возникавшие время от времени на протяжении последних тридцати – сорока лет, явились результатом именно этой ситуации. Распоряжение уполномоченного, г-на Истона, который семьдесят девять лет назад пытался сделать английский язык официальным, – факт исторический, и сегодня все признают, что это было ошибкой. Но то, что на Острове научились говорить по-английски, стало нашим огромным преимуществом перед соседями. Благодаря английскому пуэрториканцы интегрированы в современный мир, тогда как Куба, Доминиканская Республика и Гаити все еще живут в средневековье.