Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Буэнавентура нашел наконец дом дона Мигеля, но двери были закрыты. Он постучал кулаком в парадную дверь, но никто не отозвался. Тогда он подошел к жандарму, обходившему дозором квартал, и представился дальним родственником хозяина, приехавшим из Эстремадуры. Жандарм смерил его взглядом с головы до ног и убедился, что он говорит правду: пиджак из толстого серого габардина и грубые крестьянские башмаки были тому залогом – ни один житель Острова, будучи в здравом уме, такое не наденет. Он открыл дверь магазина и разрешил оставить там пожитки. Буэнавентура поблагодарил его, надел шляпу, купленную в Кордове, и бодро зашагал по улице туда, где празднование было в самом разгаре.

Стояла дьявольская жара, и обезумевшие пеликаны погибали, пикируя сверху в воды бухты, подобные расплавленному металлу. Буэнавентура прошел вдоль берега до самого порта, где полюбовался на «Миссисипи» и «Вирджинию», паровые суда ньюйоркско-пуэрториканской судостроительной компании, украшенные гирляндами флажков, которые весело развевались на ветру. Он дошел до здания Федерального почтамта и осмотрел розовый особняк, принадлежавший таможне. Это было роскошное здание с витиеватой лепниной цвета гуайабы, идущей вдоль крыши, и таким же лепным фризом из грейпфрутов и ананасов, которые гирляндами свисали с оконных рам.

Рядом с таможней располагалось здание Национального банка в стиле греческих храмов с коринфскими колоннами. Под сенью огромного индийского лавра, который рос посреди площади, прямо с разноцветных тележек торговали какими-то бутербродами, по-видимому очень вкусными, поскольку очередь за ними растянулась до самого здания почтамта. Буэнавентура спросил, что такое hot dog, и, когда ему сказали, что это означает «горячая собака», рассмеялся. Он купил один бутерброд и съел. Что-то между итальянской салями и немецкой колбасой; однако, с таким названием, кто знает, из чего это может быть. Несколько торговцев продавали пиво, привезенное в бочках, но Буэнавентуре оно не понравилось, потому что было тепловатым. Он бы что угодно дал за стаканчик красного вина из Вальдевердехи и в конце концов согласился на стакан вина из сахарного тростника, которое показалось ему очень вкусным.

Он шел вверх по улице Танка и чувствовал, что голубоватая брусчатка у него под ногами ходит ходуном, будто морской прибой. Он направился к ближайшему проспекту, по которому, как он слышал, пройдет парад в честь дня Четвертого июля. Огромная толпа собралась, чтобы не пропустить такое зрелище. Какая-то сеньора в накрахмаленном белоснежном головном уборе с вышитым красным крестом подошла к нему и протянула американский флажок.

– Машите флажком, когда мимо будет проезжать губернатор Ягер в открытом «студебеккере», и кричите: «God bless America!» [1]– сказала она Буэнавентуре с энтузиазмом. Тот взял флажок и поблагодарил сеньору, вежливо приподняв шляпу.

Совсем близко строилось новое здание Капитолия, купол которого, когда его закончат, будет «точной копией купола Монтичелло, что на доме президента Томаса Джефферсона», как с гордостью сообщил ему какой-то прохожий. Буэнавентура подошел к строящемуся зданию и даже поднялся на несколько ступенек. Оттуда ему были видны повозки, запряженные мулами и украшенные американскими флажками до самых колес; на каждой повозке сидела красивая девушка с голубой лентой через плечо, на которой глазурью было выведено название каждого из американских штатов. Тротуары по обеим сторонам проспекта были заполнены детьми, которые размахивали флажками всякий раз, когда проезжала новая повозка. Больше всего шума было, когда проходил Дядюшка Сэм – он был на ходулях, в красивых шелковых брюках в красно-белую полоску и в цилиндре, украшенном звездами. Он пригоршнями разбрасывал новенькие сентаво, и они блестели на мостовой будто золотые.

Буэнавентура с интересом разглядывал людей, толпившихся вокруг. Он собирался остаться жить на этом острове, и чем скорее он начнет знакомиться с окружающей обстановкой, тем для него будет полезнее. Напротив нового Капитолия начали строить большую деревянную церковь, но пока не закончили. Важные чиновники, расположившиеся на паперти церкви, так же как и солдаты на параде, были, несомненно, иностранцы: высокие крепкие блондины. А вот толпа на тротуарах состояла из людей среднего роста и худощавого телосложения. Те, что сидели в машинах и лаковых шарабанах с кожаными сиденьями и смотрели на парад из-под откидного верха, были одеты по последней европейской моде: мужчины в костюмах из черного сукна, женщины – в белых льняных платьях с кружевным воротничком и манжетами. Те же, кому оставалось только стоять на тротуаре, обращали на себя внимание худобой, как будто питались они мало и плохо, однако выглядели они при этом веселыми и счастливыми. Большинство было босиком и в соломенных шляпах с обтрепанными краями, загнутыми кверху.

На почетном месте перед церковью сидел губернатор – высокий сеньор во фраке, с цилиндром в руке и усами, похожими на велосипедные ручки, а с ним сеньора в широкополой соломенной шляпке, украшенной бутонами роз и вуалеткой, похожей на москитную сетку. Кадеты шагали за морскими гвардейцами, чеканя шаг в ритме «Всегда верны» Филипа Соусы, примкнув штыки к правому плечу и лаковому козырьку красной фуражки. Музыка была такая заводная, что буквально мурашки по коже бегали. Буэнавентуре захотелось пристроиться к кадетам и зашагать вместе с ними. Нестерпимая жара, солнце, от которого плавились мозги, пронзительные крики детей – все это было неважно, – так радостно звенели рожки, звучали трубы и гудели барабаны в едином порыве национального воодушевления.

Во всем этом было столько простодушной чистоты, веры в будущее, в скорое процветание, что это поразило Буэнавентуру. Испания была отживающей страной, где дома разрушались от старости вместе с их жителями. В его родной Вальдевердехе воду развозили по улицам в глиняных сосудах, перекинутых через спину осла, а транспортом служили повозки, запряженные мулами. В Испании уже никто не верил никому и ни во что: вера в Бога сохранялась лишь для поддержания внешних приличий, а всеобщее разочарование было написано на лбу у каждого из ее жителей с незапамятных времен. Здесь же, напротив, эти улыбающиеся молодые лица являли собой стремление все преодолеть, от них веяло такой же радостью, какую он слышал в словах сеньоры из Красного Креста: «God bless America, and America will bless you!» [2]

Буэнавентура все еще стоял, разглядывая толпу, когда услышал сообщение по громкоговорителю – те, кто хочет записаться добровольцами в армию Соединенных Штатов, могут сделать это сегодня же. Пункты записи находятся в конце авениды Понсе-де-Леон, под огромным портретом Дяди Сэма, куда и надлежит явиться заинтересованным лицам по окончании парада. Буэнавентура подумал, что туда вряд ли кто явится, и, услышав подобное сообщение, рассмеялся про себя, приняв его за какую-то особенную шутку. Однако все было наоборот. Запись началась сразу же по окончании парада, и за три часа уже набралась квота, положенная для новых территорий.