Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Петра ежедневно приготавливала Буэнавентуре ванну из целебных вод источника. Каждые две-три недели она кипятила коренья, которые, по ее убеждению, имели магическую силу, и добавляла отвар в ванну из синей мозаики, куда погружался Буэнавентура. Тот был уверен, что ванны Петры помогают ему в делах. Например, если начиналась война цен и какая-нибудь калифорнийская фирма пыталась установить на рынке свои порядки на торговлю зеленой спаржей марки «Грин вэлли», продавая ее по заниженной цене, Буэнавентура принимал ванну Петры, и его белая спаржа из Аранхуэса тут же становилась самой популярной. Люди предпочитали фрикадельки из белой спаржи под майонезом, салат из белой спаржи с сыром бри или форшмак из лангустов с белой спаржей. Его спаржа продавалась как горячий хлеб, без всякого снижения цены, и через день-другой Буэнавентура получал несколько тысяч долларов прибыли.

Петра была маршалом Буэнавентуры, она претворяла в жизнь дома его приказы. Ребека считалась второстепенным авторитетом. Прежде чем исполнить какое-нибудь распоряжение Ребеки, слуги вначале советовались с Петрой. Они испытывали к ней глубокое почтение, ведь именно благодаря ей многие выбрались с болот Лас-Минаса и смогли жить под крышей Буэнавентуры относительно вольготно.

Петра всегда относилась к Кинтину с особенным вниманием, не забывая напоминать о том, что этим он обязан своему отцу. Буэнавентура с годами стал несколько склоняться в пользу независимости для Острова, однажды он даже вложил деньги в какое-то нелегальное предприятие. Он прожил на Острове много лет, говорил он, намного больше, чем в Испании, и ему трудно жить с мыслью, что его приемная родина не управляет собой самостоятельно. К примеру, не может торговать с другими странами, не имеет своей армии, не в состоянии сама выбирать себе президента – все это не укладывалось в голове потомка конкистадоров.

Кинтин тяготел к интеграции в состав США, возможно, не без влияния своего деда Арриготии. Аристидес внушил ему восхищение перед Соединенными Штатами, одним из подлинно демократических государств в мире, и был убежден, что Остров должен входить в состав этой страны. «Соединенные Штаты завоевали нас в 1898 году, а через двадцать лет дали нам свое гражданство, не спросив, надо нам это или нет. Эта страна поставила нас в затруднительное положение и теперь должна вывести из него с честью».

В день первого причастия Кинтин получил от своего деда в подарок экземпляр доклада Линкольна в Геттисбурге, на больших листах с золотым обрезом, чтобы внук повесил его на стену у себя в комнате. Когда Кинтин окончил школу высшей ступени, Аристид ее подарил ему брошюру Алексиса Токкевиля «Американская демократия» и книгу «Воспоминания» Томаса Джефферсона. Кинтин прочитал обе книги с большим вниманием, и его восхищение Соединенными Штатами возросло еще более.

В юности Кинтин любил поговорить об этом с Буэнавентурой за ужином. Их споры носили вполне дружеский характер, и Кинтин пытался объяснить отцу, что близость к Америке в течение последних пятидесяти лет американизировала нас гораздо больше, чем мы сами думаем. Пуэрториканцы храбро сражались за демократические ценности и свободу во время Второй мировой войны, войны в Корее и во Вьетнаме; нет никаких причин для того, чтобы американцы отбирали у нас право составлять часть своей страны.

Буэнавентура уважал мнение сына, поскольку видел, как серьезно относится Кинтин к вопросу о независимости. Сам он был уже не в том возрасте, чтобы принимать все это слишком близко к сердцу. А вот Петра очень сердилась. Она тут же влезала в разговор и начинала поносить Кинтина.

– Ты храбрый воин, как твой отец, или ты трус? – спрашивала она его, вскинув голову. – Ты боишься независимости, и тебе хочется, чтобы наша страна навсегда осталась протекторатом Соединенных Штатов.

Кинтин не отвечал.

Слуги никогда не входили в дом и не выходили из него через парадную дверь – готическую арку, которую Буэнавентура отделал серым гранитом из Вальдевердехи. Эта дверь была предназначена только для членов хозяйской семьи, для их друзей и родственников. Слуги периодически навещали свои семьи в предместье, но выходили всегда через заднюю дверь, которая вела на причал, построенный на сваях, где Буэнавентура держал моторную лодку. Они добирались до Лас-Минаса и обратно на легких яликах, которые запросто проходили по узким каналам, заросшим кустарником. Они привозили от родственников всякую снедь, которую потом съедали, по большей части плоды пальмовых деревьев и ямс, еще хранившие запах гор.

На одной из таких лодок, груженной зеленью и фруктами, прибыла однажды из Лас-Минаса в дом Мендисабалей Кармелина Авилес – тогда ей был всего годик. Ее привезла Альвильда, хромоногая внучка Петры. Мать Альвильды, которую тоже звали Кармелина, никогда не работала в доме на берегу лагуны. Кармелина была младшей дочерью Петры, и умерла она в одном из баров Лас-Минаса от ножевой раны, которую нанес ей любовник вскоре после рождения Альвильды. Альвильда ее почти не помнила. Ее воспитала бабушка со стороны отца, а хромой она стала в результате детского паралича. Она жила, как почти все в Лас-Минасе, в деревянной хижине на сваях, под которой медленно текли зловонные воды лагуны.

Бабушка Альвильды занималась разведением почтовых голубей. В Лас-Минасе телефона не было; люди посылали друг другу сообщения, привязывая их к красной лапке голубя, и старухе платили за ее услуги. Альвильда держала кур и продавала в городе яйца. Эти скромные доходы, а также социальная страховка бабушки помогали им выжить. Однажды, когда Альвильда прихромала в город за чеком на социальную страховку бабушки, который получала на почте в Сан-Хуане, за ней увязался полупьяный моряк и дошел с ней до причала, где она собиралась сесть в лодку и ехать назад. Он столкнул лодочника в воду и уплыл в заросли вместе с Альвильдой. Там он изнасиловал ее, вернулся к причалу и исчез. Альвильда так никогда и не узнала ни его имени, ни откуда он взялся; знала только, что он был чернее ночи, даже чернее, чем она сама.

Альвильда поняла, что беременна, и решила оставить ребенка. Она нянчила Кармелину, пока та не начала ходить, и тут она поняла, что ей одной с ребенком не управиться. Альвильда ходила медленно, с трудом, а Кармелина была настоящая непоседа, за ней было невозможно уследить. Однажды Кармелина упала вниз головой с балкона, и Альвильда выловила ее из болотистой жижи в самый последний момент. И тогда Альвильда решила отвезти Кармелину к ее прабабушке, Петре Авилес. Петра дала пристанище и поддержку стольким своим родственникам в доме Буэнавентуры – никто не сомневался в том, что она сможет взять под свое крыло еще и маленького ребенка.