Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Кинтин дал денег дяде Эустакио, и Маргарита приехала к нам, чтобы работать по дому. Она училась в четвертом классе школы высшей ступени, но вынуждена была оставить обучение, по крайней мере на время. Она вернется в школу, когда ее отец выкупит плантацию из залога. Я не хотела, чтобы Маргарита работала у нас бесплатно; потихоньку открыла счет на ее имя и начала откладывать на него деньги, чтобы однажды она смогла поступить в университет. Если Кинтин помогает Кармелине, почему я не могу делать то же самое по отношению к Маргарите?

Маргарита стала мне приемной дочерью; я была так рада, что она появилась у нас в доме! Ее улыбающееся личико навевало мне счастливые воспоминания о моих прогулках на пляж Лас-Кучарас и наши семейные прогулки по горам Яуко. Но больше всего я радовалась ее присутствию, потому что у меня наконец появился человек, с которым я могла поговорить. Поскольку я сама была из Понсе, у меня было не так уж много друзей в Сан-Хуане. В то время мы с Кинтином отдалились друг от друга. Он постоянно был занят делами, и мы почти не разговаривали. Будто жили на противоположных берегах лагуны: сколько ни кричи, все равно не слышно. Порой я чувствовала себя страшно одинокой.

С появлением Маргариты все изменилось. Она рассказывала о моих двоюродных братьях и сестрах из Рио-Негро и о моих родственниках в Понсе. Мы говорили о книгах и музыке и вместе смеялись своим шуткам. Я рассказывала ей о моих чаяниях и надеждах, как будто она была взрослым человеком. Вместо того чтобы вкладывать все наши деньги в картины, мне бы хотелось путешествовать вместе с Кинтином, увидеть мир. Но жизнь нашей семьи проходила между торговлей и религией, и мы почти не бывали вдвоем. Маргарита все это выслушивала и пыталась меня утешить. Ужасная родинка сделала ее восприимчивой к страданиям других: она была самым отзывчивым человеком, которого я знала. Я прожила столько лет рядом с Мендисабалями, которые думали только о себе, что общество Маргариты было для меня как глоток свежей воды в пустыне.

Несмотря на то что жила в скромной семье, Маргарита была очень хороню воспитана. Было заметно, что она любит детей, и я подумала, пусть она помогает смотреть за Мануэлем. Вскоре после того, как она появилась в доме, я сказала Кинтину, что она может спать в маленькой спальне, смежной с комнатой нашего сына, где стояла кровать Кармелины. Кармелина может теперь снова спать в нижнем этаже.

С первого дня появления Маргариты в доме Петра развязала против нее настоящую войну. Она чистила в кухне столовое серебро, когда увидела, как Маргарита поднимается на крыльцо стеклянного портика со стареньким чемоданом в руке.

– Должно быть, новая служанка, которую выписали из деревни, – сказала она Эулодии. – С таким волосатым тараканом на лбу, как у нее, не жди ничего хорошего.

Когда Петра узнала, что Маргарита теперь будет смотреть за Мануэлем и переедет в комнату Кармелины, она была оскорблена. Маргарита приехала с гор, сказала она, где народ не отличается здоровьем и вообще не похож на здоровых и сильных людей с побережья. Кроме того, Кармелина всю душу вкладывала в заботы о Мануэле, так же как она, Петра, когда-то отдавала всю душу Кинтину и Игнасио. Она даже не поблагодарила меня за то, что теперь ее внучка может ходить по утрам в школу, а работать по дому только по вечерам.

– Маргарита не служанка, – объяснила я Петре и Кармелине через несколько дней, когда мне надоело смотреть на их вытянутые физиономии. – Это моя троюродная сестра, и она приехала, чтобы немного пожить у нас. Она великодушно предложила научить Мануэля читать и писать, а заодно и помогать о нем заботиться.

Маргарите удалось без всяких усилий умилостивить Петру. Она отличалась спокойным характером и не имела ни к кому никаких претензий; когда Петра делала ей замечание, она послушно исправляла свою ошибку и просила извинения. Она прекрасно ладила с детьми. Была необыкновенно терпелива с Мануэлем, никогда не кричала на него и не наказывала. Она стирала и гладила его одежду, убиралась у него в комнате и содержала его игрушки в образцовом порядке. Через два месяца после ее появления в доме Мануэль уже научился читать.

Очень скоро я обнаружила, что присутствие Маргариты утешительно действует на всех нас. Стоило ей случайно пройти мимо кабинета, где Кинтин бился над бухгалтерскими счетами, как в ту же секунду у него сходились все подсчеты. Стоило Маргарите заглянуть в кухню, когда Петра готовила какое-нибудь суфле, – и оно получалось великолепным; если же она входила в библиотеку, когда я сидела там и писала, откровения так и начинали струиться из моей машинки, как по волшебству.

Кармелине было девятнадцать лет, столько же, сколько Маргарите, но они были очень разные. Маргарита была застенчивой и худенькой, с белой и тонкой кожей. Кармелина – хохотушка весьма плотного сложения; её бедра были похожи на «ведра, танцующие на плите», как однажды пошутил Кинтин. Маргарита заплетала волосы в толстую косу и перекидывала ее на спину. У Кармелины была короткая стрижка, и ее вьющиеся волосы весело закручивались в спиральки, обрамлявшие лицо. Маргарита каждое утро умывалась водой с мылом; Кармелине очень нравились кремы, духи, пудра, и она таскала их с моего туалетного столика. Маргарита носила костюмы из набивного хлопка в цветочек, а Кармелине нравились яркие майки и джинсы, которые туго обтягивали ее ноги.

– Ты – нежная голубка, а я – черный лебедь, – как-то сказала Кармелина Маргарите. – Нас обеих случайно занесло в это утиное болото, и однажды мы вместе улетим отсюда.

Кармелина была плохо воспитана и дерзка, она частенько была непочтительна и к Кинтину, и ко мне. Петра умоляла нас не обращать на это внимания: ее плохой характер – следствие того, что много лет назад рядом с колыбелью ее бабушки ударила молния. Петра боготворила свою правнучку; она восхищалась ее независимым характером, гордостью, с которой та вела себя «как настоящая негритянка», а не «как настоящая белая». Когда я слышала подобные речи, то спрашивала себя: разве Кармелина не позволила когда-то, в угоду шалостям Родины и Свободы, выкрасить себя в белый цвет, отчего едва не умерла, отравившись свинцом?

Кармелина терпеть не могла все то, что она называла «переработанной едой»: котлеты, жареного цыпленка, спагетти. Ей нравились вареные овощи, сычуг, требуха – все то, что происходило, разумеется, из Африки. Она обожала крабов, ловить которых было одним из ее излюбленных занятий. Она сама мастерила ловушки: маленький деревянный ящичек с подвижной дверцей, которая держалась открытой с помощью проволоки. Проволока просовывалась внутрь ящика через заднюю стенку, и на нее насаживался маленький кусочек ветчины, обмазанной медом. Кармелина знала, что крабы обожают мед и что они необычайно плотоядны, впрочем, как все ракообразные. Она следила, как краб медленно приближался к ловушке, хватал кусочек ветчины клешней, и тут дверца захлопывалась – краб оказывался в плену.