Джон Апдайк - Кентавр

Кафе Майнора опустело. Остались трое: сам Майнор, Джонни Дедмен и этот дикий эгоцентрик Питер Колдуэлл, сын учителя естествоведения. Все, кроме неприкаянных и лишенных крова, в этот час сидят дома. Без двадцати шесть. Почта за стеной уже закрылась. Миссис Пэссифай, еле волоча слабые ноги, опускает решетки на окошках, задвигает ящики, где пестрят разноцветные марки, складывает подсчитанные деньги в сейф ложнокоринфского стиля. Задняя комната смахивает на полевой госпиталь, где под наркозом темноты без сознания лежат серые почтовые мешки, распластанные, уродливые и выпотрошенные. Она вздыхает и подходит к окну. Прохожему с улицы ее большое круглое лицо показалось бы нелепо распухшим лицом ребенка, пытающегося выглянуть в маленький иллюминатор – золоченое "О" в изогнувшемся дугой слове «ПОЧТА».

А рядом, за стеной, Майнор туго затыкает грубым белым полотенцем дышащие паром глотки стаканов из-под кока-колы, а потом ставит их на салфетку, которую расстелил рядом с раковиной. Каждый стакан еще выдыхает в холодный воздух редкие белые струйки. А за окном, которое начинает туманиться, вдоль трамвайных путей течет поток автомобилей, торопящихся домой, и дорога подобна ветке, усеянной сверкающими плодами. В кафе почти пусто, как на сцене во время антракта. Здесь разгорелся спор. Майнор так и кипит: его волосатые ноздри похожи на клапаны парового котла.

– Майнор! – кричит ему Питер из-за своего столика. – У вас устарелые взгляды. Ничего плохого в коммунизме нет. Через двадцать лет он будет и у нас, тогда вы станете как сыр в масле кататься.

Майнор отворачивается от окна, блестя лысиной, он взбешен.

– Да, если б старик ФДР <���Франклин Делано Рузвельт> не сыграл в ящик, тогда конечно, – говорит он и злобно смеется, раздувая ноздри. – Но он то ли сам удавился, то ли от сифилиса помер. Говорю вам, это суд божий.

– Майнор, вы же сами этому не верите. Не может человек в здравом уме этому верить.

– Нет, верю, – говорит Майнор. – У него все мозги уже прогнили, когда он в Ялту ездил, иначе мы не попали бы в такую заваруху.

– В какую заваруху? В какую, Майнор? Наша страна заправляет всем миром. У нас есть здоровенная бомба и здоровенные бомбардировщики.

– Р-р-р, – Майнор отворачивается.

– Какая заваруха? Какая же, Майнор? Какая?

Он снова поворачивается и говорит:

– И года не пройдет, как русские будут во Франции и в Италии.

– Ну и что? Ну и что, Майнор? Коммунизм неизбежен так или иначе. Это единственный способ уничтожить бедность.

Джонни Дедмен, сидя за отдельным столиком, курит восьмую сигарету «Кэмел» за последний час и пропускает одно колечко дыма сквозь другое. Неожиданно он выкрикивает «война!» и барабанит пальцем по коричневому выключателю, висящему на шнуре у него над головой.

Майнор возвращается в свою тесную щель за стойкой, оттуда удобней разговаривать с мальчиками, сидящими в темных углах за столиками.

– Не надо было останавливаться, когда мы дошли до Эльбы, взяли бы Москву, раз уж случай такой вышел. У них все прогнило, тут бы нам и не зевать, ведь русский солдат самый трусливый в мире. А крестьяне встретили бы нас с распростертыми объятиями. Прав был старик Черчилль, когда предлагал это. Конечно, он мошенник, но умен, как черт. Он не любит Старого Джо. Никто в мире, кроме короля Франклина, не любит Старого Джо.

Питер говорит:

– Майнор, да вы не в своем уме. А как же Ленинград? Разве русские там струсили?

– Победили не они. Нет, не они. Победило наше оружие. Наши танки. Наши пушки. Пожалуйста, получите: бесплатная посылка от вашего дружка ФДР. Он ограбил американский народ, чтобы спасти русских, а они повернули и вот-вот полезут через Альпы в Италию.

– Он хотел разбить Гитлера, Майнор. Вы что, забыли? Адольфа Г-И-Т-Л-Е-Р-А.

– Обожаю Гитлера, – заявляет Джонни Дедмен. – Он и сейчас живет в Аргентине.

– Майнор его тоже обожал, – говорит Питер тонким голосом и от злости чувствует жар во всем теле. – Правда, Майнор? Ведь вы считали Гитлера хорошим человеком?

– Никогда не считал, – говорит Майнор. – Но я вам вот что скажу, по мне, уж лучше Гитлер, чем Старый Джо Сталин. Вот уж действительно дьявол во плоти. Верьте моему слову.

– Майнор, отчего вы против коммунизма? Они бы вас работать не заставляли. Вы слишком старый. И больной.

– Бах! Бах! – орет Джонни Дедмен. – Надо было нам сбросить атомную бомбу на Москву, Берлин, Париж, Францию, Италию, Мехико-Сити и Африку. Ба-бах! Обожаю этот грибок.

– Майнор! – говорит Питер. – Майнор. Отчего вы так нещадно эксплуатируете нас, бедных подростков? Отчего вы такой безжалостный? У вас механический бильярд поставлен так, что никто, кроме Дедмена, не может попасть в лузу и сыграть еще разок бесплатно, но ведь он гений.

– Да, я гений, – подтверждает Дедмен.

– Они и в бога, в творца всего сущего, не верят, – говорит Майнор.

– А кто в него верит? – восклицает Питер, краснея за себя, но не в силах остановиться, так хочется ему поддеть этого человека, который со своей непроходимой республиканской глупостью и упрямой звериной силой воплощает все то в мире, что убивает его отца; только не дать Майнору отвернуться, оставить, так сказать, ход за собой. – Вы и сами не верите. И я не верю. Никто не верит. Факт. – Но теперь, произнеся эти хвастливые слова, Питер чувствует, что чудовищно предал отца. Ему представляется, как отец, оглушенный ударом, падает в яму. Он с жадностью, так что у него даже во рту пересыхает, ждет возражений Майнора, все равно каких, чтобы в неразберихе спора как-нибудь окольным путем отступить. Теперь он всей душой стремится отречься от своих слов.

– Да, ты прав, – говорит Майнор просто и отворачивается. Путь назад отрезан.

– Через два года, – подсчитывает вслух Джонни Дедмен, – будет война. Я буду майором. Майнор – старшим сержантом. А Питер будет чистить картошку на кухне, за помойными ведрами.

Он осторожно выпускает огромное кольцо дыма, а потом – вот чудо! сжимает губы и сквозь дырочку, тесную, как замочная скважина, пропускает маленькое колечко, которое проходит через большое. И в тот же миг оба кольца расплываются, облако дыма теперь похоже на руку, тянущуюся к электрическому проводу. Дедмен вздыхает – скучающий творец.

– Мозги у него прогнили, когда он в Ялту поехал! – кричит Майнор от дальнего конца стойки. – И Трумэн в Потсдаме дурака свалял. Он по дурости даже галантерейный магазин содержать не мог, в трубу вылетел, и сразу после этого он стал управлять Соединенными Штатами.

Дверь отворяется, и из темноты на пороге материализуется фигура в круглой шапочке.

– Питер здесь? – спрашивает вошедший.

– Мистер Колдуэлл, – говорит Майнор сдержанным басом, которым он обращается только ко взрослым, – да, он здесь. Только что он объявил себя безбожником и коммунистом.