Тургрим Эгген - Декоратор. Книга вещности.

Потом я водружаю на нос квадратные очки от Alain Mikli, тоже наверняка неактуальные, хотя мода на очки не столь безапелляционна. Они мне идут. В них у меня вид визуала, думающего картинками. Во-первых, это не блеф, во-вторых, за это щедро платят.

На Карле-Йоргене Йэвере пиджак тоже на трёх пуговицах. Он, судя по белой рубашке, галстуку и дорогому — кашемир с шёлком — тёмно-синему костюму, отлучился с работы. Галстук корректной расцветки со строгим геометрическим рисунком. Готов побиться об заклад — мы ездим на «Черутти-1881».

Я начинаю сомневаться, что господин Йэвер — голубой, и не могу решить, считать это плюсом или минусом. По опыту я знаю, что у геев, по крайней мере у многих из них, потрясающее чувство стиля, но с ними бывает трудно работать из-за их назойливой настойчивости по части деталей. И они падки на китч. Заказчик-гетерофил, с другой стороны, склонен поступаться идеалом из-за цены. Хотя стоит его убедить, что некая затея ему по средствам, и он предоставляет тебе бесконтрольную свободу.

Человек, берущий заказ, вернее, общающийся с потенциальным заказчиком, уязвим и беззащитен. Не зная клиента толком, ты вынужден действовать на ощупь, как психолог-любитель, опираясь на визуальные сигналы и тому подобное. Мне страшно помогает НЛП.

Не пугайтесь, вы не обязаны знать, что есть НЛП. Это нейролингвистическое программирование, метод, а точнее сказать, ряд приёмов, разработанных в семидесятые годы в Калифорнии лингвистом Джоном Гриндером и гештальт-терапевтом Ричардом Бендлером. Они считали, что традиционная психология погрязла в попытках помочь людям с психическими проблемами, а надо дать нормальному человеку адекватное руководство к действию, для чего следует изучать успешных, талантливых и сильных людей — как они добиваются успеха?

Во время первой рекогносцировки, как сегодня, я стараюсь говорить как можно меньше. А занимаюсь тем, что в НЛП называется «калибровкой». Другими словами, слежу за языком телодвижений и модуляций собеседника. Одно из самых потрясающих открытий, сделанных Гриндером и Бендлером, — это то, что лишь семь процентов информации, передаваемой нами собеседнику, мы формулируем словами. Остальные же девяносто три приходятся на язык невербальный — позу, жесты, дыхание, движение глаз, цвет кожи, скорость речи, её ритм, мелодику и звучность. На стадии калибровки я пытаюсь снять достаточно информации, чтобы сделать хотя бы предварительные заключения о том, что собеседник на самом деле думает и чувствует. Ведь мы не говорим того, что думаем, во всяком случае не говорим всего, что думаем. И чем больше нюансов я в состоянии уловить, тем легче мне понять, в каком состоянии пребывает собеседник и что у него на уме, а это, конечно, даёт мне преимущество.

Я могу, к примеру, воспользоваться раппортом. То есть посеять в душе собеседника чувство, что мы люди близкие, свои в доску; для чего надо «отзеркаливать», проще говоря, обезьянничать его жесты, телодвижения, имитировать тембр его речи и так далее. Иной раз гораздо практичнее не подстройка, а разрыв, он же — установление дистанции. Это изящный и светский способ отвергнуть человека, ибо почти наверняка собеседник заметит и запомнит не то, что чувствовал себя не в своей тарелке, а исключительно ваши реплики, которые могут быть изысканно учтивы.

НЛП никакой не фокус-покус. Большинство людей пользуется такими приёмчиками изо дня в день, но лишь некоторые систематизировали их и целенаправленно взяли на вооружение. Конкретно для меня это незаменимое подспорье, потому что социально я недоразвит и людей по большому счёту боюсь. Хотя этого никто не замечает. Два моих интенсива по НЛП (я подумываю пройти третий, как только будет время) окупились сторицей и более того. Говоря без затей, я кое-как навострился читать людей, особенно клиентов, которым я намерен что-то продать.

Хотя от промашек никто не застрахован. Есть проходимцы, паразитирующие на дизайнерах, — они выпытывают у тебя идеи, потом откупаются нищенским гонораром, а чертежей не отдают и сами делают всё по ним. Я думаю, теперь я сумел бы раскусить таких, но как знать.

Нечто в облике Карла-Йоргена Йэвера говорит мне, что из него выйдет неплохой заказчик. Ему под сорок, у него лицо красноватого оттенка, голова в форме яйца, короткий ёжик начавших седеть волос. Морщинки под голубыми глазами свидетельствуют, что он любит посмеяться. Главное его украшение — рот, широкий и чувственный. Я никак не могу определить, чем Йэвер зарабатывает на жизнь, а спрашивать не хочу. Но когда он берёт меню, обшлаг левого рукава задирается, и я успеваю заметить часы. Patek Philippe. Воистину, Господь неистощим на милости.

— Я правильно понял, ты собираешься жить там один? — уточняю я, когда мы, покончив с нашими салатами из руколы с виноградными помидорами и копчёной утиной грудкой, который он присоветовал на правах завсегдатая, заказываем два двойных эспрессо. Он был не прочь ещё по бокалу красного вина, но я отказался.

Он заливается хохотом.

— Ну, надеюсь, не до скончания века! Хотя в анамнезе, как говорят, эмоциональная катастрофа. Когда я покупал дом и думал в него переселяться, у меня была одна женщина. А потом исчезла. Вполне обычная история, но я переживал её ужас как тяжело.

— Понятно, — произношу я сочувственно, мысленно костеря эту дуру, упустившую шанс, безусловно случайный и неповторимый, жить в доме Корсму.

— Сначала я думал бросить всё к ляду, продать дом и уехать за границу. Как бы отсечь прошлое. Но потом прикинул, что получается форменное бегство, а я чего-то не знаю, к лицу ли мне это. Так и скатиться можно. И я сказал: ну и чёрт с ней, сделаю дом на свой вкус и стану в нём жить. Может, она увидит, какой он классный, и вернётся. — Йэвер кривит рот. — Да и потом, есть другие.

— Это точно. Особенно в Осло! — Посмеиваясь, я начинаю прикидывать. Получается тысяч шестьдесят. Одиноких образованных миловидных женщин от двадцати пяти до тридцати пяти, которые не отказались бы заиметь мужа с часами Patek Philippe, большими деньгами, неброской, но симпатичной внешностью и виллой, отделанной дизайнером.

— На самом деле дома у меня никогда не было. Я вечно в разъездах, поэтому снимаю жильё с обстановкой. И теперь мне важно довести этот проект с домом до ума, а уж одному жить, вдвоём — не суть.

— Солидный крепкий тыл, — киваю я понимающе.

— Именно. А Том Эрик Сандосен тебя нахваливал. Потом я прочитал то интервью в «Дизайн-форуме». Мне показалось, у нас похожие вкусы.

Он улыбается и чуть краснеет, как если б он предал огласке, что мы оба извращенцы со схожими маниями.

— Как ты считаешь, что именно я должен сделать?

Он машет официантке, отдаёт ей пластиковый прямоугольник. Потом залпом добивает вино, серьёзнеет и впивается взглядом мне в глаза.