Паскаль Брюкнер - Божественное дитя

Доверенный человек вручил ее Мадлен, и та неохотно проглотила посылку - ей надоело быть почтовым ящиком. Луи, со своей стороны, дал сигнал о получении из брюшной полости и поторопился вставить кассету в миниатюрный видеомагнитофон. С первого же кадра - а это было лицо Люсии - он почувствовал нарастающий страх. Балерина собрала волосы узлом на затылке, в ушах у нее позвякивали золотые серьги, улыбка была загадочной. Выдержав долгую паузу, она произнесла:

- Здравстуй, Луи, ты меня узнаешь? Давненько уже мы с тобой не болтали. Тебе, наверное, интересно, что я здесь делаю? Смотри, и тебе все станет ясно. Я всегда держу свои обещания. Это мой подарок тебе, малыш, наслаждайся им.

Тон был нарочито небрежным, даже благосклонным, но что-то в ее голосе настораживало. Она явно держала камень за пазухой, и это не предвещало ничего хорошего. Послышалась негромкая джазовая музыка, в замедленном темпе исполняемая на пианино и контрабасе; камера отъехала назад, показав Люсию в полный рост - она танцевала, почти не сходя с места, в большой комнате, где не было никакой мебели, кроме кровати и стула. Балерина перебирала голыми ногами в туфлях на высоких, острых каблуках; она была в расстегнутой шелковой блузке и слишком короткой кожаной мини-юбке с кожаным же поясом. Преисполненный угрызений за свои недавние грешки, Луи с некоторой тревогой смотрел на экран: он поклялся себе укротить инстинкты и приходил в ужас при мысли, что опять дает им потачку. Тем более что и сам фильм, снятый любителем, поражал крайним своим непрофессионализмом - этот дилетант не имел понятия ни о раскадровке, ни о монтаже.

Не сводя взора с объектива и скривив полные чувственные губы в злобной ухмылке, Люсия, продолжая покачиваться, распустила пояс, который упал на пол. Это простое движение взволновало Луи больше, чем он ожидал. Скрестив руки на груди и углубив тем самым головокружительную впадину между двумя налитыми шарами, она провела затем длинными пальцами по плечам, обнажая их. Потом наклонилась, словно желая сделать реверанс, а когда выпрямилась, то, будто фокусница, успела выпростать одну грудь - восхитительную птичку, еще хранившую тепло гнезда. Луи, нажав на кнопку, остановил кассету. Он не потерпит этого стриптиза. Ему хотелось извлечь кассету, отослать ее назад со словами: "Дорогая Люсия, вы ошиблись адресом. Занимайтесь своим кривляньем перед дегенератами, которые крутятся вокруг вас. Вам не ввести меня в искушение". Ах, чертовка! Какой же сценарий она изобрела, чтобы вскружить ему голову? Он должен это выяснить, узнать, до какой низости способна дойти эта развратная девка. Отослать кассету никогда не поздно. И он включил изображение. Блузка была широко распахнута, плечи спущены до локтей, круглые груди подрагивали, словно живя собственной жизнью и взывая к ласковым рукам. Люсия разминала их, любовно тискала, пощипывала соски; затем пальцы ее заскользили по животу к застежке-молнии на юбке, потянули язычок вниз и обнажили смуглую кожу под пупком. Когда возникла темная опушка, заросший травой ручеек, предвещающий появление покатого склона, Луи почувствовал, что багровеет, и вскрикнул. Будто услышав его, девушка прикрыла грудь руками, напустив на себя стыдливый вид и округлив рот. В то же мгновение юбка упала к ее ногам, и она откинула в сторону ненужный предмет одежды. Это грациозное движение донельзя возбудило Луи. Вся его решимость улетучилась вместе с юбкой. С этого момента все происходило очень быстро.

Из нижнего белья на Люсии были только черные трусики-бикини, тонкая полосочка, почти ниточка, между ног. С великолепной непринужденностью, громко стуча каблуками по паркету, будто сопровождая свои движения ударами кнута, девушка прошествовала к стулу, взобралась на него и села на корточки, повернувшись к объективу спиной. Сняв блузку, она припала к спинке грудью, так что можно было бы сосчитать все ее позвонки, прогнулась и выставила напоказ зад. Камера благоговейно обследовала это светило, подобравшись совсем близко - видны были даже поры на коже. Под напором ягодиц трусики натянулись, едва не лопнув, как слишком спелый гранат. Юная балерина демонстрировала изумительную пластичность, хорошо развитую мускулатуру, и под последним позвонком у нее образовались две ямочки. Луи едва не лишился чувств при виде этого великолепия. Он был не шокирован, а зачарован, и ему пришлось признать, что эта обнаженная плоть, ослепляющая своей матовой белизной, порождала чудовищное желание. У него перехватило дыхание, он сорвал с себя набедренную повязку, и маисовый стебель, который, как ему казалось, успокоился навеки, взбунтовался вновь, став малиновым от возбуждения. О, нет, только не это! Какое гнусное зрелище! Положительно, она забыла всякое понятие о приличии.

Музыка умолкла. Церемония продолжалась в тишине, что несло еще большую угрозу. Люсия совершенно естественным жестом спустила трусики на бедра, полностью обнажив ягодицы; затем притронулась к впадинке, и на какое-то мгновение Луи показалось, будто ему подмигивает черный глаз без века. Прежде чем он успел вдуматься в это, Люсия подтянула трусики, спрыгнула со стула и принялась расхаживать по комнате - эта восхитительная кобылка, нервно раздувая ноздри, выпячивала грудь и небрежно покачивала крупом. На лице у нее застыло презрительное выражение. Она приблизилась к кхмере, причмокнула пухлыми губами и зашептала столь сладострастно, что у Луи закружилась голова:

- Бумажный королек, ты видел мой кофр, обе мои подушечки, созданные для любви, моих мясистых ангелочков? Подожди, сволочь, наберись терпения, раскрой пошире глаза, ты увидишь еще и не такое!

Малыш, увы, уже все понял! Его громадный член - чудовищная опухоль, почти фиолетовая от прилива крови, - раздулся еще больше, сшибая все на своем пути. Он сильно вырос со времени последней эрекции, и Луи осыпал его оскорблениями, поносил, хлеща по нему линейкой; лежать, гнусная тварь, лежать! Ему хотелось бы вырвать его, как сорняк. Но попробуйте вразумить столь капризного зверя! Люсия вновь уселась на стул - на сей раз лицом к камере, расставив ноги и упершись ступнями в верхние перекладины под сиденьем. Объектив показал крупным планом черные трусики. Курчавые волосинки выбивались по обе стороны тонкой полосочки, а под тканью угадывалось нечто кисейной мягкости, темная пахучая саванна. Однако это было лишь началом мук маленького принца-затворника. Люсия собиралась не только обнажиться. Одним пальчиком она стянула трусики словно театральный занавес и раскрыла варварски роскошную щель: под меховой клумбой медленно распускался колокол плоти, прорезанной посредине. Этот ландшафт был увлажнен каплей жидкости. Луи завопил: "Нет, нет, не надо!" Вместо ответа два других пальца, будто упавших с неба, примяли заросли, развели края колокола, явив на свет безмолвные долины, обретавшие объем, подобно картинкам, сложенным между страницами книги. Возникли тяжелые драпировки, налитые кровью, - они опадали ленивыми складками, а под ними предстало крохотное ярко-алое рыльце в капюшончике. В окружении новых декораций прежние сцены уступали место иным, еще более ослепительным. Луи едва успел заметить, как черная полоска трусиков внезапно скрыла от его глаз все эти тайны.