Серый_Волк_ст - Сказки Серого Волка

Когда в облаках на востоке появились алые просветы, ты вырыл ножом ямку, закутал зверька в свою куртку, и закопал.

От остывшей реки тянуло холодом. Над чистой водой, усыпанной прыгающими отражениями звезд, скользил, будто на коньках, утренний ветер. Он подлетел к тебе, заметив издали, обнял холодными руками, встрепал волосы и, улетая, шепнул на ухо что-то знакомое, отчего сердце у тебя защемило от тревоги. Ты поднял голову…

Кружась и едва не заворачиваясь в спирали, с неба падали звезды. Звезды, не гаснущие до самого удара о землю…

— Я готов, — сказал мальчик, преданно глядя тебе в глаза.

Ты серьезно кивнул, изо всех сил стараясь не улыбнуться.

Теплые кроссовки.

Теплая вязаная шапочка.

Теплая куртка — прошлой зимой в ней, помнится, щеголял: иссиня-черная, с опушённым капюшоном и мощным белым зверем на спине. Очень красивая курточка была…

Под курткой толстый свитер. Узкий воротник туго охватил шею, даже голова с трудом вертится. Спортивные шерстяные брюки, тоже, кажется, прошлогодние, потому как вырос он из них изрядно. Бабушка о таких вещах говорила, что люди в них, как подстреленные.

— Что-то ты, брат, немного перебрал, — неуверенно сказал ты. — Мы же, в общем-то, не на Северный полюс идем…

— Мама заставила…

— Запаришься…

— Не-а, — мальчик уверенно помотал головой. — Как выйдем за поселок, я куртку сразу сниму. А сейчас пока так, а то мамка ругаться будет…

— Ну, тогда пошли…

Ты вскинул на плечо рюкзак и вышел со двора. Мальчик потопал за тобой.

— А почему ты калитку не закрываешь? — вопрос из-за спины.

— А зачем?

— Вдруг зайдет кто-нибудь?

— Вот потому и не закрываю…

— Это как?..

— Ну, как, как… Так и не закрываю, что вдруг кто-нибудь зайдет…

— А унесут что-нибудь?

— А зачем им уносить? У меня, собственно, и уносить нечего… Зайдут, дом открыт: посидят, отдохнут, попьют чаю, может, на гитаре поиграют, да и пойдут дальше…

— А-а-а, — мальчик замолчал, переваривая твой ответ.

Вот тебе и «а-а-а», передразнил ты его про себя. Иди теперь и думай, что к чему.

Вы дошли до конца улицы.

За последним двором начиналась степь. Дикая, ничем не обезображенная, серая полумертвая предзимняя степь.

Ноябрь был холодным. Сначала лили дожди, а потом вдруг на несколько дней лег снег. Полынь, убеленная инеем, улеглась в валки, пушистые шапки краснобыльника мгновенно облетели, ковыль просто исчез, и лишь караганник упрямо зеленел сквозь снег. Но, как обычно, за снегом нагрянула жара. Растаял снег, высохла земля, но степь к жизни не вернулась. Последняя зелень, оттаяв, побурела и ушла в землю. Наступило предзимье, недоброе, странное время.

Сухая, покрытая тонкими трещинами земля, похрустывала под ногами. Ты шел, старательно приноравливаясь к шагам мальчика.

— Не устал? — спросил на всякий случай.

— Нет, — бодро сказал мальчик. — А знаешь, я теперь тоже дверь за собой закрывать не буду!

Вот, блин! И столько торжества в голосе, будто только что смысл жизни для себя выяснил.

— Не закрывай, — ехидно сказал ты. — Только вот как на это посмотрит мама?

В ответ — молчание. Такое разочарованно-обиженное, что ты оглянулся. На лице мальчика так живописно было написано, что проблему мамы он из виду как-то упустил, что ты не выдержал и рассмеялся.

— Не переживай, — ты протянул ему руку, — вырастишь и тогда сможешь делать так, как тебе покажется правильным.

Мальчик взял тебя за руку.

— Тебе хорошо, — вздохнул он, — ты большой, тебя мама с папой не заругают…

— Не заругают…

— А где твои мама и папа?

— Умерли…

— Совсем умерли?

— Совсем.

— А может они уехали куда-то? Я кино видел…

— Ноги не натер?

— Н-нет, не натер…

Хороший сегодня день. На небе ни облачка. Низкое солнце старается из последних сил согреть степь. А ей это уже не нужно…

— А зачем ты рюкзак взял?

— А зачем люди берут с собой рюкзаки?

— Чтобы ложить туда что-то…

— Надо говорить не «ложить», а «класть».

— Чтобы класть туда что-то…

— Вот я и положил…

— А что?

— А вот когда проголодаешься — узнаешь.

Мальчик помолчал немного, обдумал все и заявил.

— А я уже проголодался.

— Что-то быстро…

— И нет. Я дома не поел, я только чай попил.

— Почему?

— Я к тебе торопился…

Ты усмехнулся.

— Слушай, брат, ты не обижайся, но придется тебе еще немного потерпеть. Минут двадцать продержишься?

— Угу.

— Вот и отлично… А то мы уже пришли почти.

— Так быстро пришли?

— Да. Видишь, вон там, деревья?

— Вижу…

— Это сразу за ними.

— У-у-у, а я думал, надо далеко идти.

— Нет, еще до обеда обернемся.

— А я у мамы до вечера отпросился…

— Отлично! Будем сидеть возле печки, пить кофе и рассуждать о жизни.

— Ага, ты всегда так говоришь, а сам опять своего «Щелкунчика» поставишь и будешь на фотографию смотреть.

— Разве тебе не нравится «Щелкунчик»?

— Нравится. Мне не нравится, когда ты на фотографию смотришь и слушаешь, что я говорю…

Вот тебе и раз! А ты считал, что он любит те минуты, когда ты отключаешься и он может безнадзорно рыться в старых журналах…

— Ну, ладно, брат, не обижайся. Хорошо?

— Хорошо…

— А фотографию мы, как придем, так сразу и сожжем.

— Зачем?

— Чтобы не мешала.

— Не надо… Она красивая.

— Много ты понимаешь. Она толстая.

— И вовсе нет! И совсем она не толстая, она красивая. И волосы у неё красивые. И … всё…

— Тогда… я ее тебе подарю.

— Не надо мне ее дарить! Пусть она у тебя всегда на столе стоит!

Вот вам, кстати, наглядный пример детской логики…

Вы вошли в посадку. Это была дорога, усыпанная листьями, а по обеим сторонам от нее, неплотной стеной, деревья. Высокие, с роскошными кронами тополя, склонившиеся над дорогой, так что казалось, что ты идешь под крышей. Редкая красота: прямая, как стрела дорога, крыша из бурых листьев над ней, а сквозь стволы видна степь…

— У того сломанного дерева свернем.

— Уже?

— Уже… — Ты остановился у сломанного ветром тополя, достал сигарету и закурил. — Это тут сразу за деревьями…

Вы свернули и, пробравшись сквозь нечастый кустарник, перешли неширокую полосу деревьев.

— Вот, — сказал ты.

Мальчик стоял рядом с тобой и молча смотрел на большое выжженное кольцо земли под ногами.

Разочарование он сейчас чувствует или что?

— Знаешь, — сказал мальчик, — а я сначала не поверил тебе.

Он нагнулся и поднял с земли оплавленный камень, на поверхности которого были видны потеки, похожие на слезы.

Ну, вот, значит, я не ошибся, с облегчением подумал ты.