Елена Хаецкая - Подлинная история королевы Мелисенты Иерусалимской

На самый худой конец Мелисента могла попросту отречься от Балдуина, ибо в лицо его знала только сама королева — так обезобразила болезнь черты юноши./// И таков был мастерский загруз. ///

Вот замысел Мелисенты касательно Балдуина.

— Поспешно смыв с лица сажу, переодевшись простолюдинкой и закрыв лицо дерюжным капюшоном, Мелисента вместе с Агнес де Вуазен направилась к тому месту, где впервые встретила прокаженного. Ее не смутило то обстоятельство, что юноши там уже не было. Мелисента не сомневалась в успехе. При первой встрече мальчик вел себя вполне доверчиво, и схватить его не представило бы труда.

Обе путницы остановились, размышляя над тем, куда мог направиться несчастный безумец, на восток или на запад, как вдруг мимо пробежали какие-то растревоженные люди, во все горло крича о чуде.

— Чудо! Чудо! — вопили они самозабвенно. — Господь явил нам чудо! В Алеппо у источника святой воды по молитве монахов и праведницы Господь исцелил прокаженного!

Мелисента побелела, как мел, и сердце упало у ней в желудок. Не рука ли Провидения пытается задержать ее? Сцепив зубы, она решительно зашагала в сторону Алеппо.

Крепость Халеб, которую франки называют Алеппо, находится за Дамаском и Каиром, за Мосулом, но прежде Дамьетты и Александрии. Забираться столь глубоко в сарацинские земли было со стороны королевы сущим безумием, однако видя перед собою цель, она стремилась к ней с несокрушимым упорством.

На полпути к Мосулу королеву и ее фрейлину остановили сарацины. Одни были арабы из Дамаска, другие — турки из Мосула. Алчные глаза их задержались на Агнес, которая была молода и очень хороша собой.

— Вах, какой дэвушка! — сказали турки.

В мгновение ока Мелисента выхватила кинжал и приставила к горлу Агнес.

— Я убью ее, если вы меня не выслушаете! — крикнула Мелисента. Она знала, что в Дамаске не хватает женщин.

— Вах, какой жэнщина! — сказали турки. — Зачем убивать? Мы слушаем.

Ибо никто не хотел бессмысленного кровопролития. Агнес же, хорошо зная свою королеву, стояла совершенно спокойно.

— Мусульмане, воины ислама! — заговорила королева. — Я прошу вашей помощи. Мне нужны два воина, дабы сделать одно доброе дело. Если вы поможете мне, я подарю вам эту прекрасную девушку; если нет — я убью ее.

— А мы убьем тебя, — предположил один из турок.

— И какой в этом смысл? — возразила королева. И поскольку турок промолчал, продолжала: — Мне нужно, чтобы два отважных воина отправились со мной в Алеппо. Там мы проникнем за ворота крепости и найдем одного человека. Это юноша лет пятнадцати, темноволосый, кудрявый, темноглазый, смуглый, одетый как нищий или бродяга. Он только что чудом исцелился от проказы. Я хочу пленить его, доставить в Дамаск и там обратить в ислам. Подумайте, к какой благой цели я стремлюсь, мусульмане!

Говорила она это вполне искренне. И не найдя в ее словах никакого подвоха, мусульмане дали ей двоих воинов, выбрав, к несчастью, наиболее стойких в вере и наиболее суровых, но наименее сообразительных.

Итак, вчетвером они приблизились к стенам Алеппо.

У стен большим неопрятным табором расположились женщины из гулящего гарема. Они взмущенно галдели, говоря все одновременно на смеси всевозможных языков. Сетовали они на девку в белом и на монахов несторианской общины из Алеппо, которые увели «их мальчика».

— Такой был хороший мальчик! — голосили они. — Верните нашего мальчика! Мы его подобрали совсем-совсем хворого! Мы его кормили-поили-воспитывали! Он называл нас мамочками! Все деньги, что он добывал милостыней, мы на него и тратили! Или почти все… Отдайте нам нашего мальчика! Ему будет там плохо!

Стараясь по возможности держаться от «мамочек» подальше, Мелисента лихорадочно соображала, как бы ей вместе с сарацинами проникнуть в Алеппо и подобраться к Балдуину. Шепотом она обратилась к одному из воинов ислама:

— Идем вместе в крепость. Плени того, на кого я покажу. Не сможешь пленить — убей.

Однако тот нахмурился, ибо не по душе ему было слушать женщину. Когда же Мелисента взяла его за руку и потянула за собой, он сердито высвободился.

— Воин ходит один.

И хотя Мелисента клятвенно обещала предать исламу того, кого хотела пленить, даже и это не могло заставить турка принять слова женщины всерьез.

Уповая на Бога франков, Мелисента закричала страже, охранявшей ворота Алеппо:

— Пустите меня! Со мною эти мусульмане, которые не верят, что Господь наш Иисус Христос по молитве праведных творит чудеса! Они говорят: Иса — не Бог, Иса — пророк. Я хочу показать им всю неправду их!

На ее зов вышел юный монах, смуглый и светлоглазый, и приблизился, тихо ступая босыми ногами. Лицо его, залитое светом веры, излучало неземной покой.

— Идите за мной и уверуйте, — негромко молвил он. — Воины пусть оставят оружие.

Краем глаза поглядывая из-под капюшона, Мелисента заметила Балдуина — на его загорелой коже не осталось и следа страшных язв, и теперь юноша разительно напоминал своего покойного отца, Фалька Анжуйского. Рядом с мальчиком стояла девушка небесной красоты. Она вся сияла и казалось белоснежные одежды ее источают свет. Мелисента узнала эти прекрасные черты, эти огромные сверкающие глаза… Евангелина, дочь Мануила Комнина!

Теперь королева все яснее видела, что пленить Балдуина не удастся. Его можно только убить. А мусульмане, хмурясь, медлили у ворот и всем своим видом показывали, что идти к святому источнику не намерены. В отчаянии королева попросила их именем Аллаха позволить ей показать им чудо… Но те не захотели заметить знаков, которые она им украдкой подавала. Вместо того, угрюмо глядя себе под ноги, они упрямо заладили «Аллах акбар» и не сдвинулись с места.

Мысленно проклиная их за твердолобость, Мелисента пошла за юным монахом одна.

Монах неторопливо повел ее по холму, в маленький сад, полный зелени. Там из земли бил источник. В странном волнении смотрела королева на святую воду, и чем больше впитывал взор ее чистоты и прозрачности, тем более мутными и греховными представлялись ей собственные помыслы.

А монах начал неспешный рассказ о девушке, которая была слепа от рождения и прозрела, промыв себе однажды с молитвою глаза из этого источника. Рассказывал он и о прекрасной Евангелине, чья вера и любовь привели в это благое место прокаженного юношу и избавили его от греха и болезни.

Монах говорил просто и совершенно спокойно. Душа королевы изнемогала, ибо ей страстно хотелось покаяния, света и покоя. И оставив на время греховные помышления — тем более, что осуществить их сейчас было невозможно — королева вся отдалась искренней молитве. Бросившись на колени перед родником, она залилась обильными слезами.