Игорь Губерман - Путеводитель по стране сионских мудрецов

(И эта идея была подхвачена, хотя и не совсем: 1/ 32 еврейской крови прощалась — нацисты оказались гуманнее.)

О своей собственной музыке (об опере «Парсифаль») Вагнер пишет:

«Звуки уничтожения, которые я написал для литавр в соль миноре, олицетворяют гибель всех евреев, и, поверь, я не написал ничего прекраснее».

«Парсифаль — это избавление от Избавителя, ведь в жилах Христа текла еврейская кровь».

Вагнер не ограничился музыкой: он представил в баварский парламент проект уничтожения евреев — это, насколько нам известно, первый план геноцида, представленный официально.

Кстати, это вызвало резкую реакцию Ницше, заявившего, что музыка Вагнера — это «яд, одурманивающий мозг», и написавшего Вагнеру, что он достоин «умереть в тюрьме, а не в своей постели. Вы не человек, Вы просто болезнь».

А как относятся к музыке Вагнера его коллеги-музыканты?

Д. Верди: «Как бы ни было грустно, но мы должны расстаться с музыкой Вагнера, если не хотим, чтобы нас поглотила злая сила».

Г. Нейгауз: «Музыка Вагнера пробуждает худшее».

В. Софроницкий: «В нем меня отталкивают какие-то черты, предвосхищающие самое ужасное у немцев — фашизм».

Но самым убедительным аргументом против разделения Вагнера-человека и Вагнера-композитора являются слова самого Вагнера: «Было бы величайшей ошибкой отделять Вагнера-мыслителя и философа от Вагнера-композитора. Может быть, в других случаях возможно, но в моем нет».

И вот еще что интересно: Вагнер — художник, стоящий на стороне смерти. Прочитав Шопенгауэра, он делает одобрительный вывод: «Его главная идея — окончательное отрицание воли к жизни… Это истинное серьезное желание смерти, бесчувствия, тотального уничтожения».

(Сам Шопенгауэр, прочитав посланный ему Вагнером текст «Нибелунгов», возненавидел его и отослал назад.)

Последнее слово — автору книги «Взлет и падение Третьего рейха» Уильяму Ширеру, лично встречавшемуся с Гитлером, одному из самых авторитетных специалистов по истории, политике и культуре Германии двадцатых— сороковых годов XX века: «Вагнер… создал германское мировоззрение, адаптированное и утвержденное Гитлером и нацистами как свое собственное. Рассмотрение творчества Вагнера лишь в узкомузыковедческих рамках не только сужает наши представления о его громадном значении в эволюции германского общества, но и создает искусственную границу ответственности».

А как же реагируют на исполнение Вагнера те, у кого до сих пор на руке не выцвел номер? Наш знакомец в пятидесятые годы, еще мальчишкой, жил в районе Рехавия в Иерусалиме, районе, где обитало много выходцев из Германии. В доме напротив жила женщина, о которой было известно, что привелось ей пройти через концлагеря. Жила она одиноко, тихо, с соседями общалась мало и неохотно. А в его доме обитал меломан, обожавший слушать классическую музыку, для чего у него имелся патефон и пластинки. И вот однажды теплым летним вечером поставил он на патефон запись «Тангейзера», с той самой божественной музыкой, которую исполнил Д. Беренбойм в своем концерте. И когда поплыли долгие нежные звуки, из дома напротив раздался вой. Этот жуткий нечеловеческий вой затих только тогда, когда машина «скорой помощи» отъехала на достаточно далекое от Рехавии расстояние. Женщина эта в свой дом не вернулась. Следует, правда, добавить, что любительклассической музыки больше пластинок с записями Вагнера не ставил.

А сейчас вернемся снова к пианисту и дирижеру Даниэлю Беренбойму. Много лет тому назад он был женат на Жаклин дю Пре — очаровательной рыжеволосой женщине, изумительной виолончелистке. Они много и часто играли с Филармоническим оркестром. Это была прелестная пара, и те, кому повезло слышать этот дуэт, никогда не забудут ощущение идеальной гармонии, которое вызывала их игра.

А потом случилась беда. Жаклин поразил рассеянный склероз, обрекающий человека на умирание по частям, и не быстрое — долгое умирание. Болезнь длилась и длилась. Однажды Израильский филармонический оркестр гастролировал в Лондоне, в Альберт-холле. И вот, раскланиваясь на овации, Мета вдруг увидел в проходе кресло на колесах, в котором сидела Жаклин дю Пре, неподвижное, прикованное к своей каталке существо. Мета поднял руку: «В зале находится большой друг нашего оркестра Жаклин дю Пре. В ее честь мы сыграем любимую ее вещь, адажио из Десятой симфонии Малера». Сказал и повернулся к оркестру с помертвевшим лицом, ибо это адажио — ужасно печальное, проникновенное, чуть даже траурное произведение.

Жаклин и вправду любила эту вещь, но в данной ситуации это получалось весьма двусмысленно.

Ходу назад не было, и Мета поднял палочку. Сперва заплакали оркестрантки, потом оркестранты, потом и сам Мета. А когда уплыл последний звук, то Мета не нашел в себе сил обернуться к молчащему залу и так и остался стоять с опущенными руками. И вот тогда в этой тягостной безысходной тишине раздались один за другим два негромких хлопка.

Никто не знает, каким чудом удалось Жаклин дю Пре сдвинуть парализованные сухие руки, но она это сделала. А потом, конечно, были овации, цветы, слезы и всеобщее умиление. К тому времени, как говорят, у Беренбойма, который до самой смерти Жаклин преданно и безупречно вел себя по отношению к жене, был долгий роман с Еленой Башкировой, ребенок у них был, но даже пресса, все эти папарацци, паразитирующие на знаменитостях, — даже они ни словом не обмолвились, даже у них проснулось милосердие. Сработала, скорее всего, та удивительная магия благородства, которая исходила от этих двух людей.

А теперь вернемся к исполнению музыки Вагнера в Израиле. Как истинные демократы, мы, конечно же, согласны с противниками бойкота. Раз они говорят, что это великая музыка, то ее, конечно же, надо исполнять. Но только мы хотим сказать, что людям, прошедшим через ад, к которому великий композитор имел некое отчетливое отношение, — им ведь осталось жить совсем немного. И если даже одному из них станет плохо оттого, что в этой стране звучит та самая музыка, то можно подождать. Исполнять Вагнера или не исполнять — вопрос не демократии или музыкального вкуса, а исключительно — элементарного милосердия. А когда они умрут, играйте Вагнера с утра до ночи. И кто не любит Вагнра, просто не пойдет на концерт.

Короче, на известный вопрос, совместимы ли гений со злодейством, мы отвечать отказываемся, поскольку свое мнение по этому поводу держим при себе. Оно наше личное. Мы полагаем, что каждый человек отвечает на это самостоятельно.

Мы только не ходим более на концерты великого, действительно великого музыканта Даниэля Беренбойма. Себе, разумеется, в убыток. И не то чтобы мы были уж такими Иванами Карамазовыми насчет слезинки ребенка, мы и сами достаточные сукины дети. Но вот ходить не хочется.