Игорь Губерман - Путеводитель по стране сионских мудрецов

А чудеса, связанные с песней «Жди меня», сочиненной знаменитым русским поэтом и работником заводов Мертвого моря, продолжали случаться, и мы расскажем еще об одном. Это произошло в страшную Войну Судного дня, когда постучали в дверь молодой женщине люди в военной форме и сказали: «Твой муж погиб. Его самолет сбит. Но поскольку тела не нашли, то, пока не отыщут хоть что-нибудь от него, считаться он будет пропавшим без вести. Но знай, его нету среди живых, и мы приносим тебе искренние соболезнования».

Страшная эта весть почти убила женщину, но ей надо было жить, ибо внутри ее зрело и росло дитя погибшего пилота. И вот, включив радио в перерыве между страшными новостями той войны, она услышала песню «Жди меня». И она стала ждать. Люди говорили ей: «Отсиди по нему траурную неделю — он погиб», — но она упрямо качала головой. И только звонила в армию: может, нашли шлем, часы, хоть что-нибудь. И когда отвечали ей, что нет, говорила она: пока не найдут — не верю. Но как-то позвонила ей из Австралии тетя погибшего мужа и сказала: «Мы видели в новостях, как из сбитого "Фантома" катапультировались два летчика, и один из них — он!» А когда прислали ей запись, то увидела она два расплывчатых черных пятна и показала это сослуживцам по эскадрилье, и они сказали: «Не он». (И таки не он это был.) «Низко взорвался самолет, — сказали они. — Не было у летчиков шансов. Не мучь себя». Но она упрямо качала головой и слушала песню «Жди меня».

Прошло пять месяцев, и у нее родился мальчик, которого она назвала Дрором. И прошел еще месяц. «Не сходи с ума», — говорили друзья. Но она качала головой. А еще через две недели вышла она купить газету и на первой странице увидела фотографию, сделанную корреспондентом французского журнала «Пари-матч»: ему сирийцы позволили снять нескольких пленных, которые поприличнее выглядели. «Вот он!» — воскликнула она, но все друзья и родственники сказали: это не он. Но еще через два месяца постучали в дверь представители Красного Креста, и лица у них были совсем не такие, как у тех усталых и небритых людей в военной форме восемь месяцев назад…

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, —

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Глава 10

Так чем же все-таки знаменит оазис Эйн-Геди и что в нем произошло? Ну, прежде всего, это оазис. То есть кругом пустыня, а тут — райский сад и даже с водопадом. Честно говоря — не Ниагара, но все-таки.

И для начала — грех не рассказать одну прекрасную историю. Израильтянам свойственна любовь к животным (правда, из числа поклонников фауны следует исключить ортодоксальных евреев, которых даже кошка, не говоря о собаке, повергает в мистический ужас). Так вот, в районе Мертвого моря, в оазисе Эйн-Геди водятся леопарды. Когда-то, во времена оны, они встречались на каждом шагу, а теперь их менее десятка.

При входе в заповедник — большой щит. Суровое предупреждение о том, какие кары ожидают человека, мешающего мирной жизни леопарда, заканчивается призывом не приближаться к милой зверюшке, дабы не повредить ее самочувствию. Что делать, если леопард выразит намерение познакомиться с вами поближе, не сказано. И справедливо: в конце концов, законом охраняется леопард, а не вы. Да что там! В какой еще стране, скажите вы нам, сводки новостей открывались бы сообщениями о случке животных? А в Израиле это было. Лет этак двадцать пять назад, в семь утра мы услышали, что Александр Яннай трахнул Шломцион (леопардам дают имена исторические) по первому разу. Радовались мужчины и женщины — у нас будут юные леопардики. Однако радость эта обернулась неслыханным унижением мужского населения страны Израиля. Ибо каждый час сводки открывались все тем же сообщением — менялось лишь число: тридцать, пятьдесят, сто пятьдесят… И с каждой такой новостью головы мужчин клонились все ниже и ниже. Как реагировали на это женщины, нам не известно. Успокоился этот Казакова к полудню на триста семьдесят четвертом заходе.

Когда-то здесь обитали ессеи (секта живших обособленно от общества), во времена римлян стояла первая фракийская когорта Десятого легиона, скрывались тут повстанцы Бар-Кохбы, но самое главное — именно здесь, «в безопасных местах Эйн-Геди», если забраться наверх и пойти к истокам водопада, прятался от царского гнева Давид.

Посмотрите на эти пещеры, и пусть вам сердце подскажет, в какую именно из них «зашел Саул для нужды» (Библия, в отличие от прочих эпосов, либерально относится к физиологическим потребностям человека). А в этой пещере как раз и скрывался Давид со своей командой. Покуда царь тужился, дружки стали подбивать Давида: мол, давай кончай гада! Но хоть и много чего было в Давиде накручено — в том числе водились и весьма порочные наклонности, — но подлости в нем не было. Убить со спины, да еще при акте дефекации? Нет. Хочется думать, что помимо просто человеческой порядочности в Давиде также были чисто эстетические задатки, не позволявшие ему убить царя в подобных обстоятельствах. Поэтому все, что сделал Давид, — это отрезал у царя «край одежды». Тот факт, что Саул не обратил на это никакого внимания, скорее всего, свидетельствует о том, что… — нет, мы не будем говорить о чем. В конце концов, мы пишем не учебник по физиологии! Одним словом, когда Саул закончил то, что начал, и вышел из пещеры, тогда только вышел из пещеры и Давид, помахивая куском ткани, и произнес трогательную речь.

Как мы уже говорили, Давид был одним из лучших краснобаев Древнего мира, так что не удивительно, что Саул устыдился и расплакался, пообещав больше так не поступать, но на всякий случай и с Давида взял клятву не делать ему пакостей. Итак, Саул отправился восвояси, а Давид промышлял для пропитания мелким рэкетом. Да-да, из песни, как говорится, слова не выкинешь…

*

Еврейского характера загадочность

не гений совместила со злодейством,

а жертвенно-кристальную порядочность

с таким же неуемным прохиндейством.

Впрочем, идиллия эта длилась недолго, и Саул опять стал гоняться за Давидом — и опять история повторилась. На этот раз проворный Давид стащил у спящего царя копье и «сосуд с водой». (Уже в древности было известно, что здесь надо всюду таскать с собой бутылочку с водой и пить, даже если не хочется.) И опять Давид обратился к царю, и снова (честно говоря, в хорошей литературе такой повтор недопустим, что доказывает подлинность Библии) царь устыдился и обещал, что больше не будет.

Оставив царя метаться между угрызениями совести и манией преследования, Давид — жить-то надо — поступил на службу к филистимлянам. Хорошего тут мало, только в жизни всякое бывает, в том числе — и некрасивые поступки. Так прошло полтора года. И филистимляне решили, что расправиться с Саулом, которого покинул Давид, будет для них пара пустяков. Положение Давида в этой ситуации было весьма двусмысленным. Но тут ему повезло. Хотя царь Гата, у которого Давид был вассалом, полностью ему доверял, остальные филистимлянские князья воспротивились участию Давида в этой кампании. Таким образом, Давид был избавлен от возникшей было нравственной проблемы.