Игорь Губерман - Путеводитель по стране сионских мудрецов

Или еще один пример: «…любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…» И мы хотим тут заявить со всей определенностью, что не дождутся такового от нас лично эти суки!

Первое время своего существования христианству приходилось тяжко. Римская империя, терпимая к религиям своих провинций, сразу же и всюду принялась преследовать эту странную еврейскую секту, принимавшую любого, кто поверит в якобы воскресшего смутьяна. Христиан подозревали (мифы поползли немедленно) в распространении болезней, в неурожаях и стихийных бедствиях, в связях с дьяволом, в кровавых жертвоприношениях и даже в людоедстве. Список их злокозненных дел и помыслов легко продолжить, ибо это все те обвинения, которые впоследствии обрушит христианство на евреев. Начатая императором Нероном всенародная забава — скармливать христиан диким зверям на аренах цирков — стала в империи повсюдным развлечением. О многих тысячах распятых нечего и говорить. Чтоб избежать не минуемой и страшной смерти, христианину надо было вслух отречься от Христа и преклониться перед изображением императора (который тоже был одним из римских узаконенных богов), И длилось это триста лет. С высокой и печальной лаконичностью об этом написал фи­лософ Тертуллиан: «Тибр ли выходит из берегов или Нил не поднимается, начинают кричать: "Христиан на съедение льву! Всех до единого — льву!"»

Однако христианство распространялось по империи, как подземный пожар. Очень уж заманчива была идея вечной жизни в награду за всего лишь веру в Сына Божьего. И император Константин в начале четвертого века отменил запрет христианства. Тут уж христиане принялись сводить счеты друг с другом, искореняя ересь и всякое инакомыслие в собственной среде. С большим усердием творилось жесткое единство христианской церкви. Историк Гиббон заметил как-то вскользь, что за последующие триста лет убито было христиан (единоверцами) не меньше, чем за предыдущие три века гонений. А попутно были мягко и естественно присвоены все еврейские святые книги, названные Ветхим Заветом. Ибо без этой древней основы трудно было объяснить Новый Завет. А многочисленные пророчества в Ветхом Завете замечательно достоверно говорили о грядущем появлении Христа — уже, конечно, не евреям говорили, ибо те в своих священных книгах ничего, как обнаружилось, не поняли. Искусство толкования цитат победно заявило о своей великой пользе человечеству. И выходило по всему, что Бог заключил новый союз — и уже отнюдь не с евреями, которые по слепоте и злобе погубили (пусть даже руками римлян) Божьего посланца — Сына.

То главное, чему учил Христос, — любовь и милосердие — пустыми стало звуками с поры, когда окрепшая и сил набравшаяся церковь стала воздавать евреям благо­дарность за свое явление на свет. Но это всем известно и без нас.

А в двадцатом веке спохватились вдруг мыслители, что христианство — это троянский конь, подло подаренный евреями доверчивому и слепому человечеству. Первым обнаружил это (еще в веке девятнадцатом) Фридрих Ницше. Евреи навязали миру, горько сетовал философ, мерзкие отравные идеи о морали, равенстве, добре, любви и справедливости, что является обузой для сверх-человеков, призванных править миром. Сами же сверх-человеки появились веком позже и развили горестные мысли Ницше в стройную систему о еврейской духовной пагубе, ибо совесть (гнусная еврейская выдумка, по словам Гитлера) только связывает руки сильных арийцев, урожденных властелинов слабого и недоразвитого человеческого стада. Так что и за религию милосердия вина лежит на хитрых древних евреях.

Глава 23

Надо сказать, что такое великое событие, как возникновение христианства, прошло для большинства населявшего Палестину народа почти незамеченным. Людей куда больше волновали налоги и прочие повседневные неприятности. Можно, конечно, по этому поводу философически покачать головой, но дело обстояло именно так. Иудеей управлял Рим, который к народам своей империи относился как к стаду дойных коров и хотел от этого стада лишь порядка и денег. За соблюдение первого и количество второго отвечал прокуратор, то бишь римский наместник. Должность эта была ответственная и требовала умения сочетать железную хватку с известной тактичностью по отношению к местному населению, что, согласитесь, под силу лишь человеку с твердым характером и хорошей головой. На несправедливого прокуратора можно было пожаловаться в Рим, и — примеров хватает — Рим прокуратора одергивал. Поначалу римляне вполне справлялись с ролью гуманных владык, считаясь с еврейскими привычками и чудачествами: статуи назло туземцам они не воздвигали, а с Синедрионом и верхушкой общества вполне сотрудничали. В общем, если все было и не совсем хорошо, то, по крайней мере, не очень плохо. Но длилось это недолго.

Прокураторы довольно быстро смекнули, что на этой должности можно запросто поправить, как бы это поприличнее выразиться, свое материальное положение. И они стали его поправлять, то бишь выдавливать из евреев все, что выдавить можно. Это с одной стороны. С другой, они подчеркнуто оказывали предпочтение языческому, в основном — греческому, населению, которого было в Палестине немало. Удивляться здесь нечему, так как и сами они тоже были язычниками, а последний из них — Флор был вовсе малоазиатским греком. Должность свою он получил благодаря близости к тогдашнему императору Нерону. Евреев он терпеть не мог, и здесь он был не прав. Не потому, что евреев (или любой другой народ) следует любить. Не прав он был потому, что любить надо дойную корову, а не пинать ее ногами и унижать при каждом удобном случае, ибо у коровы тоже есть свое достоинство, и при обидном обращении она не только доится намного хуже, но еще взбрыкнуть вдруг может. Вот евреи и взбрыкнули.

Все произошло после того, как с попустительства Флора греки в Кейсарии погромили евреев, а Флор умело в этом обвинил самих евреев. Таким образом, он оказался основателем плодотворной традиции, процветающей и в наши дни. Еврейский народ заимел на Флора большой зуб. А когда Флор в счет погашения несуществующих долгов потребовал от Храма крупных денег, то народ вышел на улицы. Надо сказать, что поначалу люди потешались, расхаживая с шапками в руках и прося подаяния для бедняка Флора. Флор, однако, шутку не понял, обиделся и потребовал выдать шутников. Их не выдали. Тогда Флор казнил три тысячи человек, в том числе детей и женщин. Тут все и началось.

На помощь Флору поспешил из Сирии наместник Цестий Галл со своими легионами, но его начисто разгромили в уже знакомом нам ущелье Бейт-Хорон. Бедный Цестий не только потерял три тысячи своих отборных легионеров — евреи захватили воинский штандарт — золотого орла, а это по римским понятиям был позор — хуже некуда. Так в 66 году н. э. началось Великое восстание.