Олег Блоцкий - На войну за бабьим счастьем...

Интернационалистки добровольно отправлялись в Афган, чтобы хоть как-то разделить страдания этих мальчиков, чтобы помочь им, чтобы душами своими отогреть и спасти их. Не выходило. Подавляющему большинству нужны были не какие-то там абстрактные души, а вполне конкретные ТЕЛА. Со всех сторон к девушкам тянулись грубые лапы. Ото всюду их облизывали похотливыми, жадными и жирными взглядами. И каждый (особенно начальник) норовил срочно завалить девушку на армейскую кровать.

Тяжело было «интернационалисткам» выполнить именно тот долг, о котором они мечтали в Союзе.

Поэтому одни торопились побыстрее в отпуск, заранее зная, что не вернутся обратно. (Но в таком случае непременно платили денежную неустойку министерству обороны за расторгнутый контракт. Цинизм государства не знал пределов. Вместо того чтобы оставить в покое обманутых пропагандой девушек, страна сдирала с них практически все заработанное.) Другие, столкнувшись с голой, неприкрытой правдой войны и околовоенного существования, которые совсем не походили на то, о чем постоянно вещали с экрана телевизора по центральному каналу в последних новостях мордастые дядя с тетей, ломались и превращались в… «чекисток». Причем самых бесшабашных и отчаянных. Эх, была не была! Живем один раз! А что впереди — все ложь и неправда. Ради чего жить, если красоты, любви и добра все равно нет?!

Самыми «общительными» были, безусловно, «чекистки». Плати за любовь чеками Внешпосылторга, получай ее и ступай на все четыре стороны. Хочешь еще? Приноси чеки, афошки (так наши называли местные деньги — Афгани) или бакшиши. Только хорошие подарки, стоящие: косметику, джинсы, кофточки, юбочки, платочки из люрекса. Можно и тканями. Что есть? Панбархат, бархат, шифон? Прекрасно! Иди сюда, милый! Дверь закрой! Дай сяду тебе на колени. Только по быстрому: скоро на обед все пойдут. И запомни, дурачок, за так в мире ничего не делается!

Тело женщины было самым дорогим и никогда не падающим в цене товаром. Огромные чемоданы «чекисток» раздувались, формами напоминая мистические летающие тарелки. Набитые всевозможным барахлом картонные коробки из-под печенья и югославских леденцов рядами стояли под ложем, которое было важнейшим инструментом в приобретении вожделенных богатств.

Возвратиться в Союз хотелось обворожительной и состоятельной. Если страна (мужики) ранее не признавали нас, тогда покорим отчизну (все тех же мужиков) импортным шматьем и диковинным «колониальным» товаром. И пусть все дурынды в районе сдохнут от зависти, когда их кавалеры только на нас пялиться станут!

Самая активная творческая деятельность «чекисток» (до этого, надо отметить, они тоже пассивностью не страдали) начиналась за несколько месяцев до замены. Скупить хотелось все. Денег, как обычно, не хватало. Чем ближе был отъезд, тем длиннее становился список того, что необходимо приобрести в первую очередь.

Любвеобильность «непосед» возрастала в геометрической прогрессии, прямо завися от оставшихся дней. Доморощенные «жрицы любви» перекидывались на многочисленный солдатский контингент, который и прежде не обходили вниманием. Но теперь подступали чрезвычайно горячие деньки, а вернее — ночи. Впрочем, при таком запале было не до определения времени суток.

«Чекистки» умудрялись обслуживать за ночь более десятка ребят. «Свидания» происходили в банях, каптерках, столовых, на продовольственных и вещевых складах, где традиционно окапывались наиболее юркие и пронырливые представители азиатско-кавказской части воинских коллективов. Таким образом, происходило их окончательное «роднение». «Молочные» братья стояли в одном строю и даже на трибунах. Величайшая несправедливость войны — одни «братки» командовали другими, порой не подозревая о своем «родстве».

Немало сил отдали «чекистки» великому делу упрочения афгано — советской дружбы. Словесную трескотню замполитов по данному вопросу неутомимые и скромные (за вычисленные связи с афганцами простые офицеры-интернационалисты нешуточно били женщинам лица) труженицы заменяли конкретным и вполне ясным делом. Местные магазинчики — дуканы, заваленные всевозможным третьесортным азиатским барахлом, были маяками для чекисток, а дуканщики — лучшими друзьями. За краткие минуты «любви» прямо на рабочих местах афганских частных предпринимателей, «чекистки» были награждаемы товаром, но в пределах разумного, разумеется.

«Чекистки» возвращались на Родину изможденными, высохшими, но навьюченные чемоданами, коробками, свертками, пакетами, тючками. И если в части иногда находилась добрая душа, которая помогала дотащить вещи до бронетранспортера, отправляющегося на аэродром, то дальше отзывчивые не встречались.

Офицеры и прапорщики, скучающие на «пересылках» и полевых аэродромах в ожидании «борта», презрительно плевали в сторону бордовых, истекающих потом, женщин, по щекам которых густо плыла тушь. Их робкие просьбы о помощи воинство встречало дружным богатырским хохотом, а некоторые, не выдержав, заворачивали в мать-перемать, и «чекисток» как злым ветром-афганцем сдувало. А вслед еще долго неслось: «Опупели совсем! Сами ….. торговали — сами тащите! Шалавы!» Такое, вот, было расставание женщин с некогда гостеприимной восточной землей.

Изломы человеческой души, особенно женской, на войне совершенно причудливы и непредсказуемы. Порой «жены» становились «чекистками». Иногда «жрицы любви» превращались в «жен», причем настоящих, очень верных и любящих. Но не было ни единого случая, чтобы кто-нибудь из женщин переродился в «интернационалистку».