Мартин Эмис - Информация

— Думаю, мы, вероятно, нашли довольно многообещающего поэта. Довольно яркого для своего первого сборника.

— Запомните его… Хорошее имя. Кит Хорридж. Очень хорошее имя, — сказал Ричард.

Ричард прекрасно знал, что если бы он работал здесь не один, а два дня в неделю, то через год с ним как с человеком было бы покончено. Возможно, романы Ричарда были нечитабельными, но это были романы. Поначалу Ричард с трудом преодолевал Сахары и Гоби бесталанности, с которой он сталкивался ежечасно, но теперь он видел ее насквозь. Это не была плохая литература. Это была антилитература. Пропаганда, направленная против человеческого Я. Романы Ричарда, может, и были нечитабельными, но все же это были романы. Тогда как машинописные рукописи, компьютерные распечатки и потрепанные школьные тетрадки, лежащие на его столе, еще просто не вырвались из примитивных форм: это были дневники, записи сновидений, диалектические рассуждения. Как в инкубаторе для недоношенных, Ричард слышал крики этих созданий, чувствовал их незримые конвульсии и судороги более ранних версий бытия. Они были чем-то вроде выкидышей, чем-то вроде порнографии. На них не следует смотреть. На них действительно не стоит смотреть.

— А как ваш… как ваш последний?.. — с бесконечной деликатностью спросил Бальфур.

— Почти закончен.

Ричард не стал добавлять (ведь он не мог знать, что ждет его в будущем, ведь людям вообще дано видеть не дальше чем ближайшая драка или загул), что его последний действительно может оказаться последним. Людям не просто не дано увидеть: не дано и посмотреть. На это тоже не стоит смотреть.

— Если по какой-либо причине вам не удастся найти для него подходящего места, я, разумеется, почту за честь опубликовать его под маркой «Танталус пресс».

Ричарду представилось, как остаток своих дней он проводит в компании Бальфура. Это предчувствие посещало его все чаще — оно становилось привычным, почти рефлекторным. Провести остаток дней в компании Бальфура, Энстис, Р. Ч. Сквайерса, все той же автобусной кондукторши, все того же почтальона, все той же контролерши на автостоянке. Ричард — этот бывший красавчик, ныне измученный и издерганный, в мутном омуте старых дев и престарелых холостяков, свободный и непредсказуемый в своих сексуальных предпочтениях, тщеславный, отталкивающий и угрюмый, и жалкий педант во всем, что касается его китайского чая.

— Я знаю, Бальфур.

— Мы могли бы сделать это по подписке. Можно составить список. И начать с ваших друзей.

— Спасибо. Спасибо. Пусть у него будет шанс: или пойти ко дну, или плыть без посторонней помощи.

Пойти ко дну или выплыть — где? В универсуме.

Древние считали, что все звезды находятся непосредственно за Сатурном. Стоит только обогнуть Сатурн, как вы встречаете быстрое течение Млечного Пути. Так считали когда-то. Как бы не так. Долетев до Сатурна, вам придется еще очень долго лететь (это вдвое дальше, чем расстояние от Земли до Сатурна), прежде чем вы достигнете Урана. Еще тысяча миллионов километров — и вы приблизитесь к Нептуну, последнему из газовых гигантов. Продолжайте двигаться вперед — и куда вы прилетите? Вы прилетите к Плутону.

В отличие от других газовых гигантов и в отличие от Юпитера — этого неудавшегося солнца — у Урана нет внутреннего источника тепла. Его ось наклонена к плоскости эклиптики всего на 8°, поэтому он вращается словно лежа на боку, причем не так, как другие планеты, а в обратном направлении. Он окружен черными кольцами и пятнадцатью известными спутниками.

Нептун знаменит своим Большим темным пятном, ветрами, дующими со скоростью 700 километров в час. Среди восьми его спутников самый эффектный — Тритон: размером с нашу Луну, с азотными гейзерами и розовым снегом. У Нептуна есть кольца. Один из младших спутников Нептуна — Галатея — стабилизирует эти кольца, ее еще называют «пастухом колец».

Ну и теперь Плутон. Конечно, нехорошо издеваться над убогими, но Плутон иначе как маленьким куском дерьма не назовешь. Юпитер не смог выбиться в звезды, а Плутон даже планетой не смог стать. Разреженная атмосфера, ледяная корка (толщиной в 300 километров) и каменное ядро. Масса Плутона составляет примерно одну пятую массы нашей Луны, а его спутник, Харон (еще один космический сортир), совсем мал. Колец у Плутона нет, поэтому Харон никакой не пастух: он — паромщик, перевозящий на своем пароме мертвых в подземное царство Плутона. Скорость движения Харона по своей орбите совпадает со скоростью вращения Плутона вокруг своей оси, так что эта жуткая парочка несостоявшихся планет связана намертво. В зависимости от того, в каком полушарии Плутона вы находитесь, Харон будет либо постоянно, словно застыв, висеть у вас над головой, либо будет постоянно скрыт от ваших глаз. С любой точки на поверхности Плутона можно видеть солнце. Иногда оно кажется крестообразным, как воздетый в гневе меч Божий. Но оно не согреет вас и не подарит вам жизнь.

Еще древние полагали, что звезды неподвижны — что они вечны и неизменны. Людям было нелегко отказаться от этого представления, и оно было живо еще долго после Коперника и Галилея. Поэтому им было не представить, что такое новые звезды (те, которые мы сейчас скорее назвали бы сверхновыми).

Теперь рассмотрим тему: Гвин и столярное ремесло. Если вам вдруг взбрело в голову ужасно провести время (подумал Ричард, который в эту ночь в своем кабинете ужасно проводил время), то поразмышляйте на тему: Гвин и столярное ремесло.

Как-то в одном из интервью Гвин сказал, или в этом интервью говорилось, что он сказал, будто он всегда сравнивал труд писателя с трудом столяра.

Гвин: «Вы обтесываете, стругаете, шлифуете до тех пор, пока все не станет гладким и не будет хорошо подогнано. Прежде всего конструкция должна работать. Столяр знает, что его изделие должно быть функциональным. И оно должно быть сработано на совесть».

Вопрос: «Вы действительно столярничаете, что-то делаете своими руками?»

Гвин: «Да. У меня есть что-то вроде мастерской, и я иногда там ковыряюсь. По-моему, это хорошо успокаивает».

Когда Ричард увиделся с Гвином в следующий раз (это было несколько месяцев назад), он спросил его:

— Что это за бред насчет тебя и столярного дела? Ты что — действительно столярничаешь?

— Нет, — ответил Гвин.

— Так или иначе, в отношении искусства эта метафора не годится. У этих занятий нет ничего общего.

— Зато хорошо звучит. Это делает сочинительство более доступным для людей, которые работают руками.

— А зачем ты хочешь, чтобы сочинительство было доступно для людей, которые работают руками?

Пару недель спустя Гвин повел Ричарда в свой подвал показать, как продвигается обустройство его винного погреба. Под лестницей Ричард заметил верстак. А на нем — тиски, рубанок, пилу и даже ватерпас. Там же лежали несколько кусков дерева, кое-как обработанные стамеской и киянкой.