Борис Минаев - Мужской день

После каждого сражения я устраивал им разнос. Причем иногда с показательным расстрелом.

– Товарищи! – говорил я строгим голосом. – Так дальше дело не пойдет. Опять все не по плану, не по порядку. Где дисциплина?

Звери молчали, преданно глядя на меня.

Эти минуты были самыми лучшими. Они больше не ползали, не стреляли, не кричали истошными голосами. Я целовал их в холодные пластмассовые носы, прижимался щеками и шептал: «Мои дорогие, хорошие, любимые».

Потом я дремал на диване, убаюканный духотой и усталостью – властолюбивый жестокий тиран. А звери лежали рядом, все так же внимательно открыв глаза.

Но вскоре все кончилось.

Не выдержала потрясений голова облезлого медведя, оторвалась и полетела на пол со стуком, потом засыпала опилками всю комнату, и мама, чихая, убрала безголового подальше. «Потом починим», – успокаивающе сказала она.

Оставленный в наблюдательном пункте на абажуре настольной лампы, подгорел и расползся клочками серой ваты маленький слон Яша.

Вымок под ливнем и потерял свой лихой вид рыжий кот с негнущимся лапами и усами из лески.

Зверей запихали на антресоли. Когда никого не было дома, я подставлял стул и пытался достать их оттуда. На антресолях пахло старой одеждой, чем-то незнакомым и далеким, как прежняя жизнь. Звери были закинуты в самый дальний угол, задвинуты тяжелыми чемоданами, и достать их оттуда я не

мог. Я стоял на стуле, приподнявшись на цыпочках, и смотрел в темноту.

Потом я спускался со стула и задумывался.

Зачем я заставлял их проливать кровь? Почему не играл с ними в больницу, путешествие или школу? Почему не поженил их?

Но, несмотря на все это, они любили меня. Просто любили, как умеют любить все звери.

Такое у них было плюшевое мужество: любить, даже если тебе очень плохо.

Как-то раз я пошел мыть руки, включил свет и ахнул.

– Мама, кто это? – заорал я диким голосом.

В нашей ванне плавала огромная рыбина. Она беззвучно открывала рот, как будто хотела сказать: «Привет! А вот и я!»

В ванную вошла мама. Она вытерла мокрые ладони о передник и напряженным голосом сказала:

– Это сом.

Я подошел ближе. Сом не плавал. Он устало стоял на одном месте и жалобно выпучивал глаза. Длинные усы бессильно свисали вниз.

– Он у нас будет жить? – спросил я.

Мама как-то странно пожала плечами и снова пошла на кухню.

– Все покупали, и я купила! – крикнула она оттуда. – Знаешь, какая очередь была!

Сом шевельнул плавниками и отвернулся. Ему было стыдно, что он попал сюда, в нашу малюсенькую ванну. Но ничего поделать с этим было нельзя.

– Мама! – закричал я и бросился на кухню. – Пусть он живет! Мы не будем его есть, правда?

– Послушай, – сказала мама. – В хлорной воде он даже до вечера не протянет. Его надо скорей оглушить, чтобы не мучился.

– Оглушить? – не поверил я. И оглянулся – чем же у нас можно оглушить такого огромного сома?

Мама показала на старый столовый нож с массивной железной рукояткой. Нож, покоробленный и помятый, одиноко лежал на белом кухонном столе.

Я вернулся в ванную и подпустил сому холодной водички. Он благодарно шевельнул усами, а потом выпучил глаза еще больше – видно, вода и вправду была хлорная.

– Мам, а зубы у него есть? – спросил я громко.

Мама опять вошла в ванную и взглянула на сома. Видно, этот вопрос ее тоже интересовал.

– Вообще не должно быть, – сомневающимся голосом сказала она. – Знаешь что, ты лучше иди. Погуляй. Я лучше одна. А то будешь тут меня нервировать. А я и так нервная, без тебя. Думаешь, мне его не жалко?

Я отправился надевать ботинки. Но шнурки что-то никак не хотели зашнуровываться. В ванной послышалось подозрительное бултыхание.

Я бросился туда. Ой! Оказывается, я забыл выключить воду. Сом всплыл почти до самого края и с надеждой глядел на меня.

Он оживился. Мотнув плавниками, он проплыл туда-обратно поперек ванны. Это не стоило ему больших усилий – он просто повернулся вокруг хвоста. В зеленоватой воде сверкнуло светло-серое брюхо.

– Мама! – крикнул я. – А он не выпрыгнет?

Раскачавшись от движений могучего тела, вода приятно плескалась через край, мне на ботинки. Прямо море какое-то. Или река Волга.

Теперь сом был совсем близко, я даже хотел потрогать его, но в этот момент вошла мама. В руке у нее был нож. Лицо у мамы было очень испуганное.

– Уйди, пожалуйста, – тихо попросила она.

Я прижался к стенке и молча помотал головой.

Мама медленно перехватила нож – она хотела стукнуть сома рукояткой. Поджав губы, она вгляделась в сома, зажмурилась и ударила.

– Ой! – взвизгнула мама, совсем как девочка.

Раздался глухой стук. Я подошел к ванной и с остановившимся сердцем посмотрел вниз. Наш старый нож мирно лежал на дне, а сом все так же часто открывал и закрывал рот.

– Господи! – сердито воскликнула мама и пихнула меня в плечо. – Да уйди же ты наконец. Совсем меня занервировал!

Мама отчаянно сунула руку в воду и тут же выдернула ее обратно – видно, сом коснулся маминой руки своим боком.

– Ну как же я его достану-то, а? – плачущим голосом сказала она.

– Может, папу подождем? – с надеждой спросил я.

– Папа-папа! – рассердилась она. – Твой папа даже паука раздавить боится, не то что сома потрошить! Ну-ка, доставай нож! Доставай, тебе говорят...

Я зажмурился и быстро сунул руку в воду. Нащупал помятую рукоять. В этот момент моей руки коснулось что-то скользкое, живое и страшное. Я выхватил нож из ванной и с недоверием осмотрел руку. Рука была мокрая, с нее капала вода. Но никаких следов зверских укусов и даже царапин не наблюдалось.

Мокрой ладонью мама провела по лицу. В ванной стало душно. Она с отчаянием смотрела на сома. Я заметил, что рука у нее дрожит. «Зачем она только его купила?» – с невыразимой тоской подумал я. Во мне боролись две жалости – к сому и к маме. В конце концов, жить сому все равно осталось недолго. Я решительно схватил нож и слабо ткнул рыбу меж выпученных глаз.

Сом вздрогнул.

– Ну-ка, дай я попробую, – тихо сказала мама.

Она стукнула посильнее – брызги полетели в лицо, я зажмурился. Сом снова крупно вздрогнул и отплыл подальше. Оттуда он посмотрел на нас тяжелым багровым взглядом.

Никогда еще мы с мамой не занимались таким отвратительным делом.

– Мама, пусть он сначала умрет, – попросил я.

– Ты что, не чувствуешь, как воняет! – закричала мама. – Ты хочешь, чтоб мы все здесь задохнулись? Тебе что, сома не жалко?

Мне как раз было жалко сома. От такой двойной несправедливости я чуть не заплакал.

– Мама, пусть он сам!

С темным, как туча, лицом мама вывела меня за локоть из ванной.

– Сиди здесь, понятно? – крикнула она.

Сидеть одному было еще страшнее. В голове возникали жуткие картины: сом вцепился в мамину руку и тянет ее на дно.