Юлия Бакирова - Убийственная реклама, или Тайна работодателя

— Она за деньги лечит? — спросила девчонка с хриплыми нотками в голосе, все больше нравившимися Толику. Он подумал, что так горькая травка в сладкой настойке лишь придает напитку остроту.

— Нет, — ответил «Пивной животик». — Ей еду оставляют, да и то не явно, а на веранде. У нее на веранде корзина стоит большая, сам видел, и там все желающие поблагодарить целительницу оставляют еду или деньги…

— Ты же сказал, что она денег не берет?! — подначила вторая девчонка с писклявым голосом, резавшим уши.

— Она сама лично не берет, кто хочет, тот оставит. Она не должна знать, кто и что преподнес!

— Почему? — подал голос «Еж».

— Если она будет брать деньги у людей напрямую, то, значит, она продает свой дар, который от Бога. А если она его продает, значит, он должен уменьшаться, — пояснил «Очки».

— Точно! — подтвердила «Хрипотча». — Я тоже слышала, что продавать свою силу нельзя, это все равно что душу продавать, дар Божий!

— Чушь! — бросил «Пузо» и звякнул стаканом.

Поезд мчался к рассвету, трясясь и поскрипывая.

— Пойдем покурим? — предложила «Хрипотца».

— Давай, — поддержала инициативу подруга.

— Мы с вами, — два голоса: «Еж» и «Очки».

— Ну и валите, но помните, что капля никотина хомячка разрывает на куски, — отозвался «Пузо», а затем громко рыгнул, явно впоказную.

— Свинья ты, Леха! — отодвигая дверь в сторону и пропуская вертикальную полоску света в купе, бросила «Хрипотца».

Толик слушал, как четверо уходят. Потом слушал, как возится внизу пьяный студент. За окном пролетали огни. Мужчина сомкнул глаза. Его баюкал поезд: «ты-дых», «ты-дых», «ты-дых». Снизу раздался тихий храп, в воздухе чувствовался запах перегара и селедки. Вагон качнулся. На Толика наползал сон. Он повернулся на другой бок, согнул ноги в коленях, зажал между ними руки. В такой позе он окончательно уснул.

Состав резко остановился. Моментально проснувшись, Толик успел зацепиться руками за прикрепленную к стене вешалку и не слетел. Зато «Еж», спавший на полке напротив, вскрикнув, полетел вниз, ударившись руками о столешницу. Коленом он подбил храпящего «Пузо», и тот скрючился от боли пополам, с шумом выдохнув. «Очки» не упал и не был задет, но его очки, лежавшие на столе, подлетели в воздух и, сделав несколько акробатических переворотов, упали на голову «Ежа», стонавшего на полу. Тот с перепугу смахнул их с себя в сторону двери, отлетев к которой одно стекло очков разбилось. В соседних купе тоже что-то падало, состав наполнился скрипящим скрежетом, ударами и отборной бранью. Толик услышал плач, доносившийся или из коридора, или из окружавшей поезд снаружи тьмы. «Кто-то дернул стоп-кран», — подумал он, четко представив, как бесформенная рука, срывая свинцовую пломбу и «контрольную» проволоку, дергает книзу красный рычаг.

— Что за хренотня! — вставая, буркнул «Еж». Он дотронулся до подбородка, сжал указательным и большим пальцами челюсть и простонал от полыхнувшей боли.

— Мы встали! — привстав на локтях, провозгласил «Очки». — Где мои окуляры?

— Они пали смертью храбрых, — ответил «Ежик», поворачиваясь к двери. Он включил верхний свет, затем нагнулся и поднял с пола поврежденные очки друга.

— Осталось одно стекло, — сказал он, передавая их ему.

«Пузо» что-то нечленораздельно промычал. За дверью пробежал кто-то в тяжелой обуви, раздались крики непонятного смысла. Толик свесил ноги с полки, сказав:

— Осторожнее, я спущусь.

«Еж» посторонился. Мужчина спрыгнул вниз.

— Ме-ня стош-нит, — внятно, по слогам произнес «Пузо». Его мягкий одутловатый живот дрожал, лицо его казалось зеленоватым.

— Погоди! — встрепенулся «Очки». Он сел, обыскав пространство под столом, достал целлофановый пакет для хранения пищевых продуктов.

— Сюда! — скомандовал он, протягивая его другу. — Нечего было столько пить!

— Я выйду, — легонько пододвинув «Ежа» в сторону и проходя к двери, сказал Толик.

Он потянул ручку вбок, полотно отъехало в сторону, пропуская внутрь более яркий свет из коридора вагона. Мимо пробежала растрепанная девушка в халате. Одной рукой она зажимала кровоточащий нос. Если бы Толик вышел, то она налетела бы на него, но он был предупредителен.

Посмотрев внимательно, не бежит ли кто-нибудь еще, и убедившись, что нет, он вышел, закрыв за собой дверь. Вагон гудел, словно улей. Во всех купе, будто в ячейках сот, шумели пассажиры. Большая очередь их собралась у обоих туалетов. Девушка с разбитым носом стояла последней у одного из них.

Толик пошел в направлении головы состава. Ему приходилось распихивать пострадавших людей, ругающихся за место в очереди, его самого пихали спешащие то в одном, то в другом направлении пассажиры, проводники. Он не обращал на это внимания, желая дойти до локомотива и узнать причину резкой остановки. Он чувствовал, что она напрямую связана с ним. И чем дальше он удалялся от своего купе, чем ближе была его цель, тем острее ощущалась эта связь. Он даже медленнее стал идти, потому что ноги отяжелели. Каждым шагом он будто растягивал тугой жгут, обмотанный вокруг щиколоток, снова и снова. Он даже перестал слышать звуки вокруг. Кольцо тишины обручем сжало голову, неспособную рассуждать. В этой немоте окружающего пространства он дошел до первого вагона, тамбур которого был заполнен людьми. Их было так много, что протиснуться было невозможно. Стоя около этой людской стены, притесняемый сзади другими интересующимися пассажирами, он ощутил страх. Чувство сковало его, и толпа вокруг сгрудилась плотнее, лишая конечности свободы. Толик задыхался, понимая, что не узнает никогда причину, остановившую поезд, а посему останется непредупрежденным о чем-то, что ждет его впереди, в пункте назначения. Он попытался вырваться, кричать, но тишина стала настолько плотной, что он осязал ее. Толя даже увидел себя со стороны — зажатый в человеческой массе, с широко открытым ртом, вылезшими из орбит глазами. Казалось, закричи он сейчас, и толпа распадется на молекулы, пропуская его к тайне, преградившей дорогу поезду. Он силился, аж лицо покраснело, у висков вздулись вены. Толик закричал и проснулся вместе со спасительным криком, полным страха и желания жить.

Когда он понял, что кричит, лежа на верхней полке купе, то закрыл рот. Что ему снилось, он не помнил. Открыв глаза, лежа на боку, Толик увидел в сумраке два огромных зрачка, находившиеся за стеклами. От этого вида и неожиданности, он резко поднял голову, стукнувшись о багажную полку.

— Ты чего, Толян? — спросил человек, смотревший на него сквозь очки.

Мужчина потер ушибленную макушку и сел. Свесив ноги вниз, ответил:

— С тобой инфаркт заработать можно.

— А с тобой? — съязвил «Очки». — Ты орешь как резаный.