Бернард Маламуд - Жильцы

Противопожарная дверь хлопнула. В холле послышались голоса.

Лессер посоветовал Биллу спрятаться в ванной.

Билл хриплым голосом сказал:

— Нет, не буду я нигде прятаться.

Лессер прошептал, что хотел вынести стол и стул в другую квартиру, но опасается, что Левеншпиль станет рыскать повсюду, если и они исчезнут из комнаты.

— Я даже подумывал о том, чтобы затащить все на крышу.

— Отдаю должное вашим мыслительным способностям, Лессер.

— Мы оба писатели, Билл.

Негр утвердительно кивнул.

В дверь постучали, и по стуку слышно было, что стучит дубинка полицейского.

— Именем закона, откройте! Билл ускользнул в кабинет Лессера.

Писатель открыл дверь. — Звонок еще работает, — напомнил он Левеншпилю и попросил полицейского объяснить, с чем тот пришел.

— Мы пришли во имя закона, — сказал домовладелец. — Мы поломали мебель вашего дружка, потому что он посягал на мою собственность, но мне известно, что у вас находится его пишущая машинка, я ее уже видел, Лессер.

— Полагаю, вам есть чем гордиться.

— Мои права, хотя их у меня с гулькин нос в этом городе подонков, — это мои права. Едва ли мне надо приносить извинения лично вам, Лессер. В данный момент, черт возьми, я намерен обыскать все квартиры в доме и если нигде не найду вашего друга-негра, значит, он прячется у вас.

— Предъявите ордер на обыск, прежде чем войти ко мне.

— Предъявим, как пить дать, — сказал молодой полицейский.

Полчаса спустя — Билл лежал на софе, подложив руки под голову, — писатель увидел в окно кабинета, как Левеншпиль отбыл на своем «олдсмобиле». Полицейский оставался на той стороне улицы бесконечные десять минут, затем взглянул на часы, бросил взгляд на окно Лессера, у которого тот стоял и поглядывал сквозь опущенную зеленую штору, зевнул и не спеша удалился.

Билл и Лессер поспешили в кабинет негра. Когда Билл узрел исковерканные стол и стул — ножки стола были выдернуты, стул сломан — и исполосованный матрас, он плотно сомкнул челюсти и губы и, весь дрожа, вытер глаза рукой. Лессер, желая оставить его одного, вернулся к себе и сел за стол, но работать не мог, так он был расстроен.

Чуть позже он спросил Билла, каковы его планы.

— Нет у меня никаких планов, — с горечью отозвался тот. — Мы с моей цыпкой вдрызг разругались, и я не хочу возвращаться к ней, по крайней мере сейчас.

— Работайте завтра у меня на кухне, — предложил Лессер, делая над собой усилие. — А если вам покажется, что там вы замкнуты в четырех стенах, мы поставим стол в гостиной.

— Ладно, если вы на этом настаиваете, — отозвался Билл.

Лессеру не спалось в ту ночь. Гость на всю жизнь — только этого мне не хватало. Что за странное проклятье тяготеет над моей книгой; не могу закончить ее в нормальных условиях.

Однако утром он надумал во что бы то ни стало найти Биллу другое место для работы. Они сели завтракать. Билл, хотя и был безутешен, поглотил три яйца, банку сардин, две чашки кофе с булочками, Лессер же проглотил немного овсяной каши и выпил чашку черного кофе. Писатель предложил обойти комиссионные магазины на Третьей авеню и подобрать Биллу самую необходимую мебель.

— У меня нет башлей, приятель. Мы спорили из-за них с Айрин, среди прочего другого. Их новую постановку отложили, и она грызет меня, хотя у их старика башлей навалом, — все беспокоится, когда я на мели, и без конца подбивает меня устроиться куда-нибудь. Я сказал ей: «Дружочек, мне надо начать новую книгу, на кой хрен мне вкалывать, разве что вкалывать ради своей книги». Я сказал, если она потеряла веру в меня, я найду себе другую сучку.

— Забудьте про деньги. На моем счету в банке еще кое-что есть.

— Это прекрасно и благородно с вашей стороны, Лессер, только стоит ли нам рисковать — ставить еще стол и стул после такого погрома? Что, если эти громилы вернутся сегодня.

Лессер согласился с доводами Билла. — Выждем денек или два, вы работайте здесь, я буду работать за своим столом.

— Идет.

Спустя два трудных дня, в течение которых ни Левеншпиль, ни полицейский не возобновили охоту, они купили Биллу недоделанный кленовый стол, устойчивый черный стул с плетеным сиденьем, раскладушку и украшенный кисточками старомодный торшер с мраморным основанием. Лессер пытался уговорить Билла спуститься вниз на этаж или два, но тот возразил, что ниже не будет никакого вида.

— А какой вид открывается отсюда, сверху?

— Я люблю смотреть на крыши, приятель.

Тем не менее Билл согласился перебраться через холл в бывшую квартиру мистера Агнелло, имевшую туалет с нерегулярно работавшим спуском.

В течение вечера они подняли по лестнице купленную мебель с помощью Сэма Клеменса и его приятеля, Джекоба Тридцать Два, скромного джентльмена, по словам Билла, хотя Лессер чувствовал себя не в своей тарелке в его присутствии. А Джекоб Тридцать Два, у которого были бегающие глаза и усики в ниточку, чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии Лессера.

Они подмели и протерли полы в комнатах с помощью писательского веника и швабры. Вдобавок ко всему Лессер дал Биллу в качестве одеяла старую шерстяную шаль.

На следующий день пополудни они обнаружили на двери квартиры Хольцгеймера приклеенную записку с отпечатанным на машинке текстом: «НИКАКИХ ПОСЯГАТЕЛЬСТВ НА ЧАСТНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ, НИКАКИХ НЕЗАКОННЫХ ВЪЕЗДОВ ПОД СТРАХОМ ШТРАФА ИЛИ АРЕСТА! ИРВИНГ ЛЕВЕНШПИЛЬ, ДОМОВЛАДЕЛЕЦ!»

К счастью, в квартиру Агнелло хозяин не заглядывал. Однако после всего этого Билл, опасаясь за свое вновь приобретенное имущество, согласился перебраться ниже, в неплохую угловую квартиру на четвертом этаже, на противоположной от Лессера стороне. Вместе с писателем они сволокли вниз обстановку. Билл прилежно писал каждый день, включая воскресенья, но прошла неделя — и он помирился с Айрин и стал бывать у нее,- пусть только по уик-эндам.

— Похоже, я лучше сосредоточиваюсь, если не вижу ее на неделе, — говорил он Гарри. — Наконец-то я разогнался со своей первой главой. Если хочешь трахнуть бабу, стало быть, трахай ее, пусть даже она без конца бегает в туалет, не такая уж это проблема.

— В туалет?

— Ну да, у нее цистит, об нее яйцами не потрешься, не то микробы проникнут в тебя и ты сам будешь бегать целый день.

— Неужели?

— Так говорят. С Айрин это бывает время от времени. А началось, еще когда она была совсем маленькой. У нее и это, и другие расстройства, но я должен со всем мириться, такая уж натура ее натуры.

— Какие такие расстройства?

— Она была повернутой на негров цыпкой, когда я ее подцепил. У нее ничего не было за душой, она ни во что не верила. Я помог ей в главном, потому что стал для нее примером — я-то верю в свою приверженность делу черных.