Людмила Петрушевская - Черная бабочка (сборник)

Каждый раз оставляя свою лепту.

Так проехало время, мощно тронулось, замелькали рассветы, птичьи проповеди, затем старец призвал его и велел голодать двадцать один день!

С огромной радостью уже порядком полегчавший Д. перестал есть вообще, и это оказалось важнейшим делом. Ничто другое кроме голода так не возвышает человека над самим собой, не делает из него бесплотное мыслящее «я».

Нечего и говорить, что Д. с честью выдержал это испытание, истощал, посветлел лицом, волосы его облетели, глаза ввалились в орбиты, огромные веки прикрывали зрачки, и губы облепили выступившие челюсти, и на лице поселилась вечная улыбка.

Правда, бывали разные случаи — когда, например, его настигала очередная группа соотечественников.

Эта толпа могла бы почувствовать себя сонмом избранных, удостоившись доверительной беседы с Д.

На самом же деле после вступительных слов (призванных внушить богатым мысль, что все здесь живут бедно, в нищете) и после того как он рассказал, что местные религии не изуверствуют, что всех новоприбывших осеняет целый пантеон богов, и каждый пришедший может найти себе веру по душе, но это еще не всё; нет церковной иерархии, нет центра, куда надо сдавать выручку, но все храмики живут своей жизнью, и уж сколько притечет паломников на поклонение, столько и пойдет на поддержание служителей веры — после всего этого следовало как бы косвенное указание на то, что каждый визит в храм необходимо завершать подношением, только тогда и будет некоторый результат. Монах не стесняется протягивать пустую плошку!

Он сидел на веранде тихо, в углу, пришедшие развалились вокруг, кое-кто залег в гамаки. Д. улыбался всем помаленьку, разлил чай по разномастным сосудам, закурил самокруточку, мягко и доброжелательно отвечал на вопросы, подарил одному из посетителей, которого он знал по прошлым годам, маленькую книжечку на английском о своем боге, об Ашвиме.

Да, теперь в сезон дождей он не возвращается в Россию, а ездит по монастырям, иногда ночует в лесах.

Пища — что будет. Всегда ведь жаль тратить время на жизнеобеспечение.

Что поделывает? Ничего не поделывает. Иногда возникает какое-то желание, но потом уходит.

Дневников? Нет, не ведет уже.

Главное (произнес Д. тихо и с улыбкой) — это мыслить без образов.

Тут Москва (он так называл про себя всех сразу и каждого по отдельности) немедленно и живо возразила, что человек ведь всегда мыслит образами, это обыденный строй движения сознания.

Москва жаждала внимания!

Д. внимательно слушал.

Она говорила: человек ведь представляет себе будущее в картинках и соображает насчет этой картинки, как этого достичь или избежать. А также мысль, проворачивая в воображении сцены из прошлого, близкого или далекого, может зацепиться за одну деталь, что опять-таки вызовет поток ассоциаций, тревог и вопросов, которые приведут ко все новым картинкам из жизни (могут быть и воображаемые, не пережитые кадры — представления о чем-нибудь, почерпнутые из литературы, из телевидения, кино, рассказов, или продиктованные собственными темными желаниями).

— Вот что такое мышление! — торжественно воскликнула Москва.

И оно не дает спать, заключила Москва.

Все эти воспоминания или представления (продолжала она), в бывшем и будущем эмоционально окрашены. Будущее чаще всего ставит проблемы, и человек их заблаговременно решает, пытается упорядочить, организовать, спланировать путь спасения. Поэтому будущее в основе своей имеет эмоционально-стрессовую окраску, то есть отрицательный тон. Там, в будущем, хлопоты, заботы, попытка выйти из опасной ситуации, если все кругом рушится. На это часто уходит вся ночь.

Д. в ответ на такие речи мягко улыбался, всем своим видом говоря, что не стоит, не надо так говорить и думать. Не это главное!

Москва же не унималась.

Воспоминание о ближайшем и прошедшем — это либо положительные эмоции (покой, довольство, радость), либо отрицательные (обиды, усталость, неустроенность, страх, бедность, непризнанность, тревога и т. д.).

Москва далее сказала, что отрицательные эмоции не заканчиваются в прошлом, в этом их отличие от положительных — они вынужденно проецируются в будущее.

Так вещала Москва.

Д. уже привык, что люди часто приходят не для того чтобы слушать, а затем чтобы самовыразиться. Самое интересное для них — это они сами, и с таким положением дел надо считаться.

Поэтому Д. ни единым словом или жестом не стал возражать, он доброжелательно молчал.

Москва толковала:

— Боязнь повторения обид, попытка придумать выход из положения — все это не ограничивается концом дня, переходит на завтра. Поэтому ночь опасное время. Отрицательные эмоции имеют свойство заполнять собою все мысли человека, в том числе и представляемое им будущее. Бессонница, бессонница, шурум-бурум, шурум-бурум.

Бормочут одно и то же, одно и то же.

Д. же думал все время о другом.

Он заметил:

— Вам бы, конечно, стоило бы встретиться с дуду. Он может помочь разорвать дурной круг мыслей. Он дает ряд упражнений, питание. Дает перстень, не всем, кому очень нужно. Проблема сна — это то, с чем его ученики, даже новые, не сталкиваются уже.

Группа насторожилась. Д. знал что говорил.

— О, давайте! Да!

— Понимаете, я сказал «стоило бы встретиться». На самом деле у дуду сегодня очень много страждущих в очереди. Вы же уезжаете завтра? Сейчас группа из Израиля, потом паломники, занятия с учениками. Я не знаю, удастся ли как-то попасть к дуду.

Ну поговорите там с кем-то, сказала Москва.

Д. тихо сидел, покуривая самокрутку.

В день он разрешал себе четыре сигареты.

Москва нюхала дым с пониманием. Некоторые закурили то же самое, если можно, то можно. Расслабились, пили чаек.

— Очень было бы неплохо встретиться нам с дуду. Вот если прямо сейчас? У нас до ужина сколько? Час есть?

Все закивали и выжидательно посмотрели на Д.

Он улыбнулся:

— Не уверен, не уверен. Простите. Об этом надо заранее договариваться.

— За сколько заранее?

— За две недели. Там, по-моему, запись. Я не посвящен в эти дела.

— С кем можно поговорить?

Пауза. Д. тихо улыбается.

— Ну, вы со мной уже говорите.

— И что?

— Ну, я вам уже ответил.

— Ну ведь храм нуждается ведь, нуждается в поддержании, мы можем это понять.

Москва загалдела, что долго готовилась к этой поездке.

Кто-то даже запальчиво заявил, что никто из непосвященных не способен отличить обычного курильщика гашиша от свиддхи.

— Вы ведь он? Вы свиддхи? Нам сказали уже.

Д. отвечал с улыбкой, что половина мира знает о маджиентре и дередхонадхах, и что из того? Раздался голос:

— Вот вы, вы ведь можете убить человека?

Д. отвечал тихо и неуверенно, что рано или поздно определенные способности приходят, если правильно и под руководством дуду проходить практики, но нет смысла говорить о них, если их нет…