Людмила Петрушевская - Черная бабочка (сборник)

Она даже заплакала.

— Да я Никитку не брошу, вы что, — возразила Ариадна, взволновавшись. — У меня тоже ребенок должен был быть.

А мальчик Новый год тем временем лежал на раскладушке и глядел в окно. Спать было нельзя. Все время шли взрывы, испуганно лаяли собаки, грохотали петарды, с воем взлетали ракеты, сверкало и переливалось небо.

…К середине ночи мама Нового года очнулась в реанимации, застонала, оглянулась, заплакала, забеспокоилась и решила встать.

Спустила ноги с высокой кровати.

Раздался вой, вошла медсестра.

— Больная! Вы что! — закричала сестра. — У вас же датчики, капельница!

— У меня сынок на улице, — заплакала эта больная. — Один, маленький, на улице… Надо найти…

Сестра с криком «обождите, боллльная!» побежала в ординаторскую, сразу же двое врачей очень прямо встали у изголовья мамы Нового года, и, пока медсестра готовила укол, Игорь все говорил, что ваш Никитка у меня, он уже спит, у меня своих двое, парня покормили, за ним смотрят моя жена и теща, адрес я оставляю… Сколько здесь будете лежать, столько он у нас будет жить, не беспокойтесь. А вот этого не надо!

Потому что она приподнялась и поцеловала ему руку.

…Двое людей той ночью с надеждой смотрели в окна, где сверкало и грохотал фейерверк — мальчик Новый год и его мама.

У одной девочки была очень строгая бабушка, если не сказать хуже.

Как-то раз девочке приснился сон, что ее бабушка на самом деле злая колдунья.

И девочка потом целый день все ходила под этим впечатлением, боясь бабушки.

И то говоря, ведь каждая злая колдунья неожиданно для себя может стать мамой, и от этого, можете себе представить, она способна еще больше обозлиться.

А потом вдруг и такое дело выйдет, что она в один прекрасный момент превратится в бабушку, и опять-таки ничего хорошего от такой перемены с ней не произойдет, даже наоборот!

Она будет уверена, что именно дети испортили ей всю ее молодую жизнь, а уж внуки тем более.

И мы описываем именно такой случай, что взрослая дочь и внучка оказались у такой бабушки причиной всех ее бедствий, выросли ни на что не способными дармоедками, живоглотками и чулиндрами, сидящими на шее.

При этом надо знать, что данная бабушка совершенно точно не была злой колдуньей, а то бы все ее верхние и нижние соседушки давно бы взорвались вместе со своими праздниками, протечками, крикливыми детьми, лающими безобразно, до воя буквально, собаками и невыключенными телевизорами — а все бы машины, стоящие у подъезда, давно бы были украдены и находились бы в розыске. Давно и навеки. Вообще бы в окрестностях стояла мертвая тишина, и ворон бы точно не было. И кошек, орущих по ночам, давно бы скрутили и свезли туда, где делают мыло. А подросткам было бы самое место в колониях для малолетних преступников!

И обстановка в городе была бы приблизительно как после взрыва знаменитой нейтронной бомбы: все цело, дома стоят, но живых ни в домах ни на улицах нет, все тихо и пусто, чисто и свободно.

Иное дело банк, в котором бабушка хранила все свои деньги и куда она наведывалась довольно часто.

Там ее встречали ласково, там ее денежки пересчитывали и берегли, даже платили ей хорошие проценты, и от этого капитал рос.

И бабушка всегда веселая уходила из родного банка и торжествующая являлась домой, чтобы с новой силой кричать на дочь и внучку, которые так и норовили сесть ей на шею, то есть потратить все то, что наработано банком.

Но ни копейки, ни копейки вам не обломится, обещала бабушка, обжоры вы проклятые. Отродья своего деда!

И вот однажды случилось, что как раз этот-то банк и лопнул.

Как будто специально поработала какая-то злая сила, направленная прямо в эту строгую бабушку.

И она потеряла все свои честно заработанные деньги!

Было много крика, даже воя, бабушка рвала и метала, швыряла кастрюли с супом и сковородки с макаронами. Девочка с мамой даже ходили ночью по улицам, ожидая, пока погаснет свет у бабушки в спальне. Но он не гас.

А девочка, о которой идет речь, бабушкина внучка, она так себе это и представила, что огромный стеклянный банк лопнул, и все деньги взорвались, и обгорелые клочки раскидало так, что их уже не собрать. Ужас!

Несчастье, которое происходит с добрым и хорошим человеком — это одно, все вокруг проникаются жалостью и стараются ему помочь.

Но совершенно другое дело, когда в беду вляпывается плохой человек — этот начинает со страшной силой и активностью бороться за свое пропавшее счастье, терзать, доставать, мучить окружающих, особенно свою бестолковую испуганную родню, а также посторонних, в основном беззащитных и добрых людей, которым всех жалко.

И в том, и в другом случае результат копеечный.

Чужие добряки выслушают всё по телефону, заохают, поддакнут, через неделю принесут старую картину, которую берегли на черный день, или прабабкино колечко, чтобы ты же и продал.

Деньгами надо! Нет, не понимают.

А домашние — какой с них спрос! Сами норовят взять деньги на то и на это, на стиральный порошок или на мыло.

Беречь надо! Экономить!

Ну так вот, любимый бабушкин банк кокнулся, и для семьи начались тяжелые времена.

Бабушка днем пропадала где-то на митингах, участвовала в дневных голодовках (ночью она ела) и в маршах протеста, писала заявления, без умолку говорила по телефону, стояла у банка в пикетах, где собирались все обманутые люди, а несчастье действительно было страшное — ведь некоторые продали даже свое единственное жилье, чтобы положить деньги в банк под большие проценты, накопить и потом купить квартиру. Люди буквально оказались на улице!

Про бабушку так нельзя было сказать, у нее и жилье имелось, и она к тому же сдавала лишнюю квартиру и каждый месяц получала деньги.

Но горе ее, истинное горе, не поддавалось описанию!

Когда она возвращалась домой, ее все раздражало, но больше всего собственные родственники, дочь и внучка.

На шумных соседей можно рявкнуть, можно вызвать к ним наряд милиции ближе к полуночи, если наверху день рождения и посторонние гости топают ногами, но побить можно только своих.

Там еще была одна история, с этими верхними соседями.

Строгая бабушка как-то обратилась к ним с вопросом, нет ли у них лестницы-стремянки, повесить металлическую книжную полку.

И парень, который открыл дверь на ее звонок, не только принес ей эту стремянку, но и любезно пошел ниже этажом помогать. То ли он немного очумел, то ли бабушка слишком настырно его умоляла, — короче, он и тяжелую тахту отодвинул, и вбил гвозди, и сам повесил полку, причем полчища была громоздкая, железная, с крепко задвинутыми черными стеклянными створками, тяжелая — видимо, уже с книгами.