Джузеппе Д'Агата - Загадка да Винчи, или В начале было тело

С.: Хочу съездить туда в следующем году. Говорят, что там красавиц не счесть.

Фирмино пожал плечами, потому что, судя по всему, не разделял моего мнения. В этот момент его товарищ издал глухой звук, вышедший откуда-то из глубин тела.

Это была ужасная отрыжка. Я обернулся.

Фирмино! Кто этот зануда? Что ему надо? — спросил он раздраженным тоном и, снова схватившись за живот, скорчился от боли. Я хорошо помню, как он причитал и сквозь стиснутые зубы поносил Богоматерь.

Не обращайте на него внимания, учитель, — мягко ответил Фирмино. — Потерпите, погоняйте осла, мы уже почти добрались.

А нельзя было найти какой-нибудь город получше этой грязной дыры?

Учитель, за небольшие деньги у нас там будет крыша над головой, очаг и еда.

А.: Кто был этот наставник с отвратительным характером?

В.: Подожди, в свое время ты все узнаешь, как того требует искусство рассказывать истории, не правда ли, учитель?

Когда дорога стала лучше и ослы больше не увязали в грязи, а стали, хотя и редко, цокать по старой брусчатке, я снова осмелился говорить и признался Фирмино в своей безудержной любознательности в отношении природы и характеров. Я сказал, мне очень нравится беседовать, но что я не страдаю любопытством, свойственным женщинам, и не задаю вопросов ни к месту.

Я объяснил, что возвращаюсь в Италию, во Флоренцию, в город, где я живу. Я ездил в Париж, чтобы увидеть его своими глазами, но не только. Я намеревался изучить там новую живописную технику, в которой используются особые краски. Пигменты для них извлекают из самых разнообразных материалов и смешивают со специальным клеем. Его изобрел некий Гамелен, живущий как раз в Париже.

В.: Ответьте по совести, маэстро, сколько техник и теорий живописи вы изучили и опробовали?

А.: В Париже есть хорошие художники? Столь же превосходные, как наши?

С.: И как делается этот клей Гамелена?

Я наполнил им целый вьюк. Его формула держалась в секрете, как и вся алхимия, но я был уверен, что однажды обязательно открою ее. И, сидя у слухового окна на чердаке, где я тогда жил и занимался, я мечтал о том, как напишу с ним такие картины, что мои соученики и даже сам Бенчи [4] Возможно, речь идет об архитекторе Карло Бенчи (?-1490). и маэстро Андреа, [5] Андрей дель Верроккьо (1435 или 1436–1488) — итальянский скульптор, живописец, ювелир. Представитель флорентийской школы Раннего Возрождения. в то время пользовавшиеся большой славой, останутся ни с чем.

Вы знаете, как завистливы и ревнивы наши коллеги, но мне наплевать на это, я иду своей дорогой, и мне не нравится слышать всякую болтовню. Поэтому я и приехал в Милан, в котором не было этого хамства, пока им правил Лудовико. [6] Лудовико Моро (1452–1508) — правитель Милана из семьи Сфорца. Отравил своего племянника и захватил власть, побежден французским королем Людовиком XII и в 1499 г. изгнан из Милана.

Я продолжал свои попытки любым способом заинтересовать Фирмино и открыл ему, что я исследую возможность изображать предметы с помощью красок, сделанных из пигментов, которые получены из самих предметов.

Понимаете?

Растереть травинки в пасту, которой потом написать луга, хотя бы на дальнем плане, замешать кашицу из шерстяных волокон, чтобы изобразить ткань, и так далее. Если писать так «натурально», то получится натурально настолько, насколько вообще возможно.

В.: Я бы хотел попробовать.

Не перебивай. Фирмино меня спрашивает: а как быть с мясом?

Даже с мясом можно это проделать, высушить его и просолить, мясо мыши, или кошки, или собаки.

Но мясо животного не может стать человеческим, и всякая мертвая плоть не похожа на живую, и я думаю, что ты спятил, или что ты просто дурак, или что ты смеешься надо мной, — сказал Фирмино. По правде сказать, я придумал эту теорию на ходу.

В.: Но о ней стоит поразмыслить. Мне кажется…

С.: Рисуй-ка лучше как положено, как Господь нам велит.

А.: Расскажите скорее, учитель, использовали ли вы клей Гамелена и действительно ли он творит чудеса?

От него одна грязь.

И тем не менее, сохраняя серьезный вид, я ответил Фирмино, что, даже если эта теория, в которую я верю, и ошибочна, я все равно своими опытами вношу вклад в дело науки.

Но что общего у живописи и науки?

Как раз этого вопроса я и ждал. «Обе, находясь в тесной связи друг с другом, приводят от опыта к знанию. Я настаиваю на том, что живопись — естественная наука, дорогой мой Фирмино, она самый могучий инструмент для постижения истины…» Тут он оборвал меня на полуслове:

Оставим это, у меня вовсе нет желания слушать твою ученую болтовню. Нахальный школяр, если ты хочешь и дальше ехать с нами, то закрой рот, потому что ты мешаешь моему учителю размышлять о серьезных вещах.

С.: Какой хам! Я бы дальше с ними не поехал.

Шел дождь, и было темно. Я боялся, что его наставник сейчас усугубит оскорбления каким-нибудь ругательством или криком и тогда меня точно прогонят, но он, вероятно из-за жестокой боли в животе, не обращал ни на что внимания.

Я, понизив голос, извинился перед Фирмино и сказал, что не хотел его раздражать, что я всего-навсего рассчитывал развлечь его и себя беседой, чтобы развеять скуку, пока мы едем, так как мы не имели возможности даже разглядывать окрестности.

Извини меня за любопытство, но скажи мне, кто этот человек, который едет вместе с тобой и которого ты называешь «маэстро». Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что он болен.

Фирмино заговорил шепотом.

Это человек особенного таланта.

Хорошо, а как его зовут?

Франсуа Вийон. [7] Франсуа Вийон (1431 или 1432 — после 1463) — французский поэт.

Никогда не слышал это имя.

Потому что ты невежда, а он великий поэт.

С.: Мы тоже его не знаем.

Я лишь обыкновенный художник, Фирмино, — сказал я с наигранной скромностью, чтобы выведать что-нибудь еще, — простой ремесленник, и к тому же чужестранец. Ты сказал, что он поэт? Это первый поэт, встретившийся на моем пути. Извини, но я думал, что поэты обычно живут на широкую ногу и путешествуют на лошади, на настоящей лошади, а иногда и в собственном экипаже. Я знаю, что в моей стране у поэтов всегда есть деньги, и они ходят в нарядных одеждах, и все это они получают за свои стихи, но, может быть, здесь все иначе.

Фирмино спокойно заметил мне, что хотя я трещу без умолку, но совершенно ничего не смыслю. Разве мне неизвестно, что существованием правит Фортуна? И что иногда справедливость и удача ходят разными дорогами?

Возможно, ты прав. (Слушайте меня внимательно, чтобы потом не переспрашивать.) Однако все же всегда необходимо ее испытывать, противоречить тому, что ты называешь Фортуной, или Судьбой, или Роком и что я бы назвал — если ты позволишь — Провидением.