Анатолий Гладилин - Хроника времен Виктора Подгурского

Подходить же к ней открыто он не решался: еще подумают, что любуется своими успехами. "И потом, - размышлял Подгурский, - в конце концов, что такое шахматы? Здесь люди заняты важными, серьезными делами, а шахматы так, развлечение".

Но Подгурский не знал, что его имя стало популярно на заводе. Вообще на заводе было много шахматистов, но в турнире с конструкторами играть не решались. Слишком уж они были сильны. И вдруг какой-то восемнадцатилетний мальчишка всех разбил...

Подгурский не знал, что, когда он приходит в цех, на него незаметно указывают: "Вот Подгурский!" - и что девушки-копировщицы, глядя на него, перешептываются, и что стоит только у таблицы собраться двоим-троим, как начинают склонять во всех падежах его фамилию.

Ничего этого Виктор не знал. Он готовился к предстоящей партии с Акимовым. Теперь, когда к нему пришел успех и он сам как-то поднялся в собственных глазах, он хотел только победы.

Решающий вечер настал. Он поднимается на третий этаж. Навстречу ему спускается поток спешащих домой людей. Многие приветствуют его и, ему кажется, по-особому на него смотрят. Подгурский сегодня еще не был в цехе, поэтому с ним здоровается секретарша заместителя директора. Здоровается первой.

В этот вечер на третьем этаже работает передвижная библиотека. У столиков с книгами столпился народ. Виктор увидел Алю, но стоило ей заметить Виктора, как она сразу же отвернулась и уткнулась в толстую книгу.

Виктор здоровается с Акимовым. Садится. Их обступают со всех сторон. Болельщики молчат. Акимов спокоен. Он берет своими сильными смуглыми пальцами нового пластмассового коня, минуту крутит его в руке и делает ход. У Акимова очень симпатичное лицо. Что-то мягкое и в то же время уверенное проскальзывает в его манерах. В профиль он похож на отца Виктора... Отец погиб в войну, а его фотография висит над кроватью матери...

С первых ходов у Виктора появилось ощущение, будто он попал в тиски. Ему не давали развернуться. Акимов не давал ему инициативы. Все комбинации Подгурского разгадывались и пресекались в самом начале. Виктор почувствовал, как постепенно сжимаются тиски... "Неужели я проиграю? лихорадочно думал он. - Вот тебе и чемпион! Неужели и эта неожиданно вспыхнувшая мечта рассыплется в прах? Как же я теперь буду смотреть в глаза той же Але?.."

Акимов перешел в атаку на короля и пожертвовал слона.

"Да, это конец", - пронеслось в голове у Виктора. И вдруг в напряженном молчании болельщиков послышался голос Баранова:

- Теперь состоится вынос тела...

Вынос тела? Это его тела? Но он не хочет проигрывать. Виктор надолго задумывается и находит ответ. Среди болельщиков ропот. Ему показалось, что и сам Акимов с удивлением взглянул на него.

Положение немного разрядилось, но осталось нелегким. Болельщики - это в основном участники турнира. Вот над Акимовым склонилась лысая голова первого противника Подгурского. Он верен своей привычке и ежеминутно протирает платком очки. "Хороший старик, но как он тогда расстроился! думает Виктор. - Когда я у них выигрывал, они все жаловались, что, мол, сегодня были не в форме, торопились, неудачно разыграли начало, просмотрели... Словом, находилось несколько причин. Но я продолжал всех громить, и постепенно меня признали за силу. Сейчас они все против меня. Но мы не сдаемся, мы еще повоюем. Вперед!" Подгурский переходит в контратаку. Акимов воспринимает это спокойно. Он зачем-то разменивается пешками. Шах!.. Так вот оно что... Вот это просмотрел... Слон объявил шах. Вилка на ферзя. Подгурский сразу же понимает, что это конец. Защиты нет. Акимов забирает ферзя. Еще неудачный ход, и у Виктора нет ладьи. Как быстро все произошло!.. Все. Конец. Виктор, запинаясь, произносит:

- Это здорово сделано... - встает и, прикусив губу, отходит к окну. Он не слышит, как кричат болельщики, как они поздравляют Акимова, он не замечает тревожных глаз Али и не задумывается, почему она задержалась в цехе (просто он видел, что у столиков стоит девушка, ну, и пускай стоит...); он, конечно, не знает, что Акимов говорит о нем Баранову:

- А все-таки молодец парень!

...В темноте за окном виден слабо белеющий заводской двор и стена проходной будки, к которой подвешен фонарь. Фонарь освещает лишь начало дорожек, протоптанных на снегу и сходящихся у проходной. Дальше, на соседней улице, светлыми квадратами окон возвышаются большие дома, похожие на шахматную доску. А еще дальше и еще выше, на невидимом каркасе строящегося здания, идет сварка. Белая яркая вспышка выхватывает из темноты железные балки, но быстро гаснет, рассыпавшись на сотни искр, потонувших в черном небе...

Кто-то коснулся его руки. Он обернулся и увидел Алю. Она улыбалась, как будто ничего с ним и не случилось и они только что встретились. Но улыбалась губами, а не глазами.

- Пойдем домой вместе, что ли? - сказала она делано-спокойно и уж очень равнодушным голосом.

Однако в тот момент Виктор был слишком занят самим собой, чтоб хоть что-нибудь заметить и что-нибудь понять.

Как-то в один из зимних вечеров Виктор возвращается с работы вместе с Алей. Поезд метро мчится по темному туннелю. Они стоят по обеим сторонам двери вагона и разговаривают о делах группы, о планах, об общих знакомых. В середине разговора Аля, пристально посмотрев на Виктора, говорит:

- Ты совсем стал другой. Когда ты пришел на завод, ты был замкнутым, смотрел на всех исподлобья, этаким презрительным взглядом. Теперь у тебя и улыбка другая. Только вот еще часто мурлычешь себе под нос о каких-то осыпающихся листьях...

- А разве нельзя? - Виктор изображает на своем лице ироническое удивление. - А, понимаю, упадническое настроение... Но, видишь ли, они когда-то здорово путались у меня под ногами.

- Когда-то? Много лет назад? - произносит Аля, растягивая слова и вопрошающе глядя на Виктора.

- Да нет, просто чепуха... В общем, это песня.

- Ты мне ее споешь?

- Когда-нибудь я тебе ее расскажу.

- А, понимаю... здесь девушка! - Аля усмехается.

- Нет, скорее глупость, - на щеках у Виктора выступает румянец, - нет, не глупость, а... в общем, глупость... сильная очень...

Станция. Они выходят и останавливаются на перроне. Але надо идти на пересадку, а Виктор обещал зайти к Вадиму. При прощании она задерживает свою руку в его руке... "Может, проводить ее?.." Аля медлит. "Нет, в следующий раз, - решает он, - когда-то я обжегся на быстроте".

- Не забудь, что завтра воскресенье, к десяти часам в Измайлово, напоминает ему Аля.

- Приедем.

- Приедем-приедем, - передразнивает она его, - опять ботинки забудешь и лыжи будут спадать.

Это Аля намекает на его жалобы перед недавним кроссом. Тогда он, торопясь, забыл лыжные ботинки и долго мучился с креплением. Но Виктор полон уверенности, все же как-никак, а он пришел третьим...