Павел Загребельный - Разгон

- Попросил, чтобы все желающие дискутировать цепляли свои тезисы на дверях его кабинета.

- Много нацепляли?

- Да есть.

- Очень смешное?

- Пожалуй, только для кибернетиков. У них юмор слишком специфический. Я бы сказал: чересчур профессионализированный. Такие люди, как я, только пожимают плечами...

- Но все-таки - где же Карналь?

- Предупредил меня, что должен выехать на короткое время, - и все.

- Позвольте поинтересоваться в таком случае, почему вы так долго сидите на работе?

Алексей Кириллович немного помолчал.

- Видите ли, товарищ Пронченко... Я так себе подумал... А вдруг Петр Андреевич вернется?

- Сегодня?

- Не могу сказать, но все может быть.

- Передайте ему, пожалуйста, что я хотел бы видеть его. Может, он позвонит мне на дачу.

А потом Алексею Кирилловичу позвонил Кучмиенко. Дежурный, наверное, передал ему, что Карналя разыскивает секретарь ЦК, и Кучмиенко обеспокоился не на шутку.

- Куда ты спрятал своего академика? - загремел он в трубку.

- Он выехал, - Алексей Кириллович старался быть предельно сдержанным и вежливым.

- Не крути, не крути! Он что: болен? Диспутацию эту дурную не провел, кабинет ему обклеили, забыв о всяком приличии. Мальчишество!

- Я же сказал, что выехал. Кажется, академик имеет право на выходной.

- Право, выходной. Это Моисей своим евреям пообещал, когда они выходили из Египта. Выходной, выходной... С Карналем оно никак не вяжется... Ты знаешь, что его нельзя так отпускать, человек вон в каком состоянии!

- Он предупредил, что на короткое время.

- А кто измерит? Где оно короткое, а где какое - ты можешь мне сказать? Пронченко его разыскивает...

- Я говорил с товарищем Пронченко.

- Ты помощник, ты отвечаешь мне за академика! Не говорить, а живого мне Петра Андреевича давай! С кем поехал?

- Не могу сказать. Наверное, один.

- Один? А на чем? Машина его простояла целую субботу.

- Не могу сказать.

Кучмиенко швырнул трубку.

Он звонил и в воскресенье. Домой к Алексею Кирилловичу, тете Гале и Людмиле. Нарвался на своего сына, тот заподозрил что-то нечистое в отцовых розысках, привязался:

- Зачем тебе Петр Андреевич? Дай ему покой в выходной день.

- А тебе какое дело? - возмутился Кучмиенко. - Надо, значит, надо. Не тебе, а мне.

- Это я знаю, - хмыкнул Юрий.

- Что ты знаешь?

- Поганишь всем жизнь!

Кучмиенко задохнулся от таких слов.

- Да ты что?.. Родному отцу?..

- Все бы ты себе! Ходишь, ходишь, берешь за горло, организовываешь мир для себя, а надо - себя для мира, как Петр Андреевич. Брось охотиться на Карналя - охоться на зайцев!

- Записался в его веру?

- А что?

- Дай мне Людмилу! Не хочу с тобой даже разговаривать!

- Людмилы нет!

В понедельник тревога возрастала с каждым часом, но сведения о Карнале не поступали. Пронченко попросил Алексея Кирилловича информировать его каждый час, тетя Галя плакала возле телефона, Людмиле ничего еще не говорили, берегли ее, надеясь, что все обойдется, что академик просто исчез на несколько дней, чтобы сбросить с себя где-нибудь в тишине и безвестности тяжелый душевный груз, что навалился на него за последнее время.

А после обеда откуда-то неожиданно позвонил секретарше Карналь и, предупредив, чтобы она никому ничего не говорила, попросил прислать ему машину к Воскресенскому рынку.

Дина Лаврентьевна от неожиданности даже переспросила, чего никогда не делала:

- Аж на Воскресенку?

- Это так далеко, вы считаете?

- Простите, Петр Андреевич. Я сейчас пошлю...

Мастроянни был, кажется, единственным человеком, который видел, как в субботу Карналя забрала в свои "Жигули" Анастасия. Он, как всегда, дремал в машине, но настоящий водитель даже сквозь сон увидит своего хозяина. Знал Мастроянни и то, что Карналя все разыскивают, но молчал, ибо его никто не спрашивал, а когда не спрашивают, то зачем же лезть? Главное же, видел, что Анастасия вернулась еще в субботу, и не поздно, так что даже чувство ревности (безосновательное, как для женатого человека, это он тоже понимал прекрасно) не терзало его сердца, он спокойно провел выходной, в понедельник выехал на работу, терпеливо ждал своего академика, поддерживаемый гордым знанием того факта, что он в нашей великой стране в этом занятии совсем не одинок. Звонок с Воскресенки тоже не очень удивил Мастроянни. Он помчался на ту сторону Днепра так быстро, как только мог, боялся, что академик, пока туда доберешься, передумает и исчезнет снова на день или два, и не получишь тогда возможности похвалиться при случае, что ты первый увидел академика Карналя после того, как его искал весь Киев. Петр Андреевич никуда не убегал. Стоял на площади возле крытого колхозного рынка, был совсем не похож на себя, в помятом костюме, с набитым портфелищем в руке, за который он держался так крепко, что не хотел даже отдать его водителю, а так с портфелем и втиснулся в машину.

- Петр Андреевич, как же это вы тут? - не удержался от удивления Мастроянни.

- Слишком далеко тебя погнал? Прости. Я добирался на попутных, завезли меня сюда, как-то не сориентировался. Конечно, мог бы отсюда трамваем до станции "Комсомольская", а там метро, но надоело вот с этим портфелем. Давай домой. Надо побриться и переодеться. Меня, наверное, спрашивали?

- Да, наверное, - шофер не умел лгать, но и правды всей не знал, и не был уполномочен на такие разговоры.

- Подождешь меня, я быстро.

- Да Петр Андреевич! О чем вы!

- Придется нам сегодня немного поездить.

Тетя Галя заплакала, увидев Карналя:

- Петрику, а я уж не знала, что и думать!

Он обнял старушку.

- Что вы, тетя Галя? Есть вон люди, которые исчезают на недели, а то и на месяцы.

- Разве ж то люди? Теперь вон и в космосе летают, так о них мы все знаем, а тут исчезает такой человек, как в воду. А я одна в этой квартире, и так страшно, будто тебя в церкви оставили ночевать... Звонят-звонят тебе...

- А то не звонило? - Карналь засмеялся, проходя в ванную. - Не пугало вас больше?

- Помилуй бог.

Он стоял под горячим душем, потом брился, обдумывал остаток своего дня. День посещений, свиданий, визитов. Диссертация Кучмиенко распирала портфель. Посвятить ей еще и остаток этого дня. Науку надо оберегать так же, как окружающую среду. Диссертация-визитация. Словосочетание, раз родившись, уже не давало покоя Карналю. Без конца вертелось в голове, как надоедливая песенка или плохие стишки. Диссертация-визитация. Он не очень любил визиты предусмотренные. Лучше, когда случайные. Так случай помог ему когда-то посетить чуть не сразу двух ректоров: того университета, в котором учился сам, и того, где читал лекции, уже став доктором наук. Оба ректора - его сверстники, а казались мудро-старыми, почти вечными, такова сила этой тысячелетней должности. Жизнь как на станции Вечности. Центр, откуда разлетаются галактики знаний, надежд, грядущего. Идут, не озираясь, разлетаются в непрестанном разгоне - кто остановит, какая сила, да и зачем?