Павел Загребельный - Южный комфорт

- Поеду автобусом. А ты посиди. Хорошо бы тебе где-то поспать. А я поброжу где-нибудь в Киеве. Ты оставайся.

Он сел в аэрофлотовский автобус, устроился сзади, незаметно для себя задремал и все проспал. Проснулся оттого, что кто-то тормошил его плечо. Ничего не мог сообразить. Хлопал глазами: где он, почему, как? Возле него стоял милиционер, из-за плеча его выглядывал какой-то человек. Может, водитель автобуса? Твердохлеб глянул в окно. Обелиск Киева, агентство Аэрофлота. Долго же он спал. Сонно улыбнулся милиционеру. Тот истолковал его улыбку как признание вины. Пьяным заснул в общественном транспорте, нарушает порядок.

- Давайте пройдем, гражданин!

Только теперь Твердохлеб окончательно пришел в себя. Ну что ж. Много лет он защищал закон - пусть закон хоть раз защитит и его. Неторопливо полез в карман и показал удостоверение. Милиционер козырнул.

- Простите. Недоразумение. Может, чем-то помочь? Транспорт, телефон?

- Благодарю. Я пройдусь пешком.

Милиционер почтительно поддерживал Твердохлеба, пока тот сходил с автобуса.

- Тяжелая ночь выпала, - попробовал оправдаться Твердохлеб. - Без сна, да и вообще.

- Все ясно, - сказал милиционер. - Все ясно.

Всем все ясно, только не мне, подумал Твердохлеб, спускаясь в переход под площадью Победы.

Нечиталюк был как огурчик. Твердохлеб побрился в парикмахерской, позавтракал у себя в буфете, кое-как почистил одежду, и дежурный старшина, улыбнувшись, как всегда, бодро козырнул ему и заговорщицки подмигнул:

- Вы, как всегда, точны и аккуратны, Федор Федорович!

Аккуратность он, наверное, относил к внешнему виду, и внешне Твердохлеб, возможно, и на самом деле не отличался особой измятостью, но остро чувствовал, что душа его сегодня помята предельно.

Позвонила теща. Голос ласковый и прекрасный. Какое счастье привалило этому Ольжичу-Предславскому, надутому полузаконнику, нудному эрудиту, сухой душе! Влюбился в молодую балерину за сцену безумства Жизели в первом действии - и счастье на всю жизнь!

- Теодор, - заворковала теща. - Простите, что я вам на работу. Но мы так волнуемся, так встревожены. Что с вами? Я не спала всю ночь. Мой брат тоже.

Они с братом были с другой планеты, не с той, что Ольжич-Предславский и его преславная дочь.

- Мальвина Витольдовна, - неумело лгал Твердохлеб, - меня загребли днем, довелось ехать за город, ничтожное и бессмысленное дело, но целую ночь мы...

- Надеюсь, все это уже закончилось? - принимая правила игры, осторожно поинтересовалась теща. - Я прощу вас, Теодор. Не принимайте близко к сердцу. Я говорила с Мальвиной. Я ей все высказала. И прошу вас. Мы вас ждем сегодня.

- Думаю, что сегодня не задержусь, - пообещал Твердохлеб.

- Я вас прошу. Это необходимо всем нам.

Твердохлеб горько улыбнулся, кладя трубку. Необходимо всем нам... Даже мир на земле, оказывается, необходим далеко не всем. Одни готовы жизнь отдать за него, а кому-то - лишь бы продать ракеты, бомбы, лазеры, черта-дьявола и нажиться, нажиться, набить глотку, озолотиться, возвыситься над всем миром в недостижимой гордыне. Так что же говорить об обычной жизни обычного человека? Ну-ну...

Вот тогда и позвал его Нечиталюк. Был как огурчик. Ни тебе бессонной ночи в Борисполе, ни бессчетного количества опрокинутых рюмок, ни изнурительного разговора, ни переживаний, ни раскаяния. Свежая рубашка, серенький безупречный костюм, синий галстук, румянец (возможно, преждевременный склероз?) на щеках, веселая пучеглазость, беспечность и беззаботность.

- Привет!

- Привет!

- Как ты?

- Плохо, - признался Твердохлеб. - Очень плохо.

- Ну, ты мне ничего не говорил, я от тебя ничего не слышал. В нашем отделе все должно идти наилучшим образом. Пессимизм - это пережитки и происки. У нас только оптимизм!

- Не вижу причин.

- Федя, нужно видеть! Вот я, пока там то да се, пробился к Савочке в реанимацию, переговорил, договорился, добился, достиг. Думаешь, это легко? Ой-ой-ой! Но добился! И могу тебе заявить: все! Неси мне это заявление Масляка - и баста!

У Твердохлеба что-то екнуло в душе, он ненавидел этого просветленного бодрячка, потиравшего руки, ненавидел его хитрого покровителя, прятавшегося где-то так, как он умел это делать всегда, ненавидел неискренность, коварство, интриганство, которыми жили эти люди. Поэтому сказал твердо:

- Ничего я тебе не принесу! И не отдам! И вообще...

- Что вообще? - испуганно вскочил Нечиталюк. Он подбежал к Твердохлебу, попробовал обнять его, но тот уклонился, тогда Нечиталюк отпрянул к окну, стал потирать ладони и, сжав плечи, почти шепотом прорек: - Я Савочку придавил - и он пустил сыворотку. Принеси мне все это дело - и концы в воду.

- Какое дело?

- Ну, об интеллигенции. Разные там профессора. Высшие сферы. Неси сюда - и все умрет.

- Ага, нести? Не принесу! - уперся Твердохлеб. - И не отдам! И вообще надоело! Выведу на чистую воду...

- Да кого ты собираешься выводить? Кого? Заслужённых людей, которые всю свою жизнь...

- Кого нужно, того и выведу.

Нечиталюк вроде еще больше посвежел и еще сильнее выкатил глаза.

- Ну, старик! Ты ведь в Киеве родился? Села не знаешь?

- Какое это имеет значение?

- И не знаешь, что такое вожжи?

- Не понимаю, к чему все это?

- А то, что когда вожжа попадает кобыле под хвост... Старик, ты как эта колхозная кобыла! Ну сказано же тебе: принеси! На кой тебе все эти интеллигенты? У них там вечная грызня, подсиживание, подкапывание, подъедание... Ты мне скажи: какая польза от интеллигентов, какая конкретная польза?

- Ты хочешь, чтобы я сказал? - садясь напротив Нечиталюка, спросил Твердохлеб.

- Ну, хочу. Горю желанием! Умираю от любопытства!

- Хорошо. А ты знаешь, что такое интеллигент?

- Ну кто же этого не знает!

- Ага. А ты знаешь, как сказал об интеллигенции Ленин? Интеллигенция потому и называется интеллигенцией, что наиболее сознательно, наиболее решительно и наиболее точно отражает и выражает развитие классовых интересов во всем обществе. И сами Ленин, Маркс, Энгельс были большими интеллигентами, прежде всего интеллигентами. И мечтали, что весь народ будет интеллигентный. А вы с Савочкой? Готовы натравливать на интеллигенцию кого угодно. Кто вас научил? Откуда это людоедство? Ленин говорил: если бы натравливали народ на интеллигенцию, нас бы за это нужно было повесить. Ты когда-нибудь прочитал хоть строчку из Ленина?

Нечиталюк поднял руку.

- Старик, ты меня убил авторитетами! Но кто я? Маленький человек, который служит закону. Я попытался возбудить дело против профессора Кострицы, потом хотел, чтобы это сделал ты, но... Теперь прошу: принеси все, что там собрано.

- Приносить нечего.

- Все равно принеси. Ты же знаешь порядок.

Твердохлеб, сжав зубы, ушел в свою комнату, открыл сейф, достал папочку с заявлением Масляка, возвратился в кабинет Нечиталюка, положил ему на стол: