Павел Загребельный - Южный комфорт

Но он молчал. Достоинство и сдержанность против плутовства. Кто-то ведь обязан проявить их?

- Да у нас и не поболеешь! Не поболеешь! Из реанимации пришлось выскакивать.

Твердохлеб должен был в отчаянии всплеснуть ладонями и продемонстрировать искреннее удивление. Но он не демонстрировал. Терпение оборвалось даже у Савочки.

- Сынок, а все из-за тебя, кстати сказать.

Об этом Твердохлеб догадывался и потому считал неуместным выражать удивление. Он сидел на диванчике, усаженный туда Савочкой (диван привилегия начальника отдела, собственно, привилегия одного Савочки, ибо среди начальников отделов стоял он только у него в кабинете), гнул и перегибал пальцами конторскую скрепку, которую машинально захватил из своего кабинета, спокойно смотрел на Савочку, а в голове вертелось надоедливое: юриспруденция, юрис, пруденция, поведенция, западенция, индульгенция, чепухенция.

- Со мной все в порядке, - сказал он, чтобы отделаться от надоедливой игры слов. - Я в порядке.

У Савочки раздулись ноздри. В предчувствии поживы или гнева? Однозначного ответа не было.

- Сынок, к твоему сведению: тебя хотели разбирать на партбюро.

- Меня? Разбирать? Но ведь Семибратова нет в Киеве...

- У Семибратова есть заместитель.

- Нечиталюк?

- Ну, ты ж его знаешь. Но я люблю гармонию. В нашем отделе нельзя допустить уклонений.

- Это намек? - спокойно поинтересовался Твердохлеб. - Но я не уклоняюсь. Не уклонялся.

- Не довести до конца порученное дело - это уклонение.

- Никакого дела не было. Подозрение - это еще не дело.

В руках у Савочки появилась газета. Откуда и как - это тайна. Фокус. Цирк.

- Вот очерк о столичном следователе. Читаем: "У Юрия Даниловича есть замечательное для следователя качество: имея минимум данных, строить далеко идущую версию". Слышал? "Далеко идущую". При минимуме. Есть вопросы?

- Вопросов нет, - сказал Твердохлеб и начал рассказывать Савочке о Кострице. Когда дошел до пяти рублей, которые платят профессорам за каждую консультацию, он был остановлен довольно решительно:

- А я работаю за одну зарплату и не жалуюсь. Сижу на действующем вулкане чуть ли не голяком, а пожаловаться некому. Что является гвоздем нашей деятельности? Порядок и еще раз порядок. Есть сигнал - нужно проверить. Смело и самоотверженно. На красивые глаза смотреть не должны. Человек для нас только в прошлом, ибо корень всех преступлений там. Преступник приходит в сегодняшний день после преступления. Стало быть, то, что сегодня, отбрасываем беспощадно. Без интеллигентской мягкотелости, железной рукой. А ты, сынок, поддался интеллигенции. Интеллигенция же штука путаная.

- А мы разве не интеллигенция? - вставил вопрос Твердохлеб.

- Мы? И мы, и мы. Управленческая. Контролирующая. Проверяющая. Мы над всеми, а не все над нами. Поэтому ряды наши необходимо крепить, а не расшатывать.

- Вы никогда не обращали внимания на мою фамилию?

- А что фамилия? Дым и предрассудок. Тяжелое наследие наших малограмотных предков. Через фамилии нужно уметь переступать. Если ты Остолопов, так что же - и генералом быть не можешь? А если Мальчик - то и не сметь быть министром?

- Я Твердохлеб и хоть изредка могу все же проявить твердость.

- Вот и проявляй. В деле. На пользу нашему отделу.

- А если на пользу истине?

- Ты в школе где сидел? - прозвучал неожиданный вопрос.

- Ну как это - где?

- На какой парте? На передней, на задней?

- Посредине.

- Середина - это ядро. Основа. Что есть наша служба - выполнение долга или выпендреж? Преданность делу - только так. Способности - что? Кто определит, каковы они? А преданность - большое дело. Инициатива и способности - это прекрасно, но они не должны выглядеть упреком другим. Я удивляюсь. Ты такой старательный работник - и чуть было не дошло до партбюро. Может, ты засиделся в следователях? Дадим тебе старшего следователя. Ты в такой семье, у тебя такое окружение. Удивляюсь, почему ты до сих пор не доктор юридических наук?

- Я и сам удивляюсь, - вяло усмехнулся Твердохлеб.

Так пошутили, и у обоих словно отлегло от сердца.

- Давай я переговорю с Ольжичем-Предславским, он же мог бы подтолкнуть, где нужно!

- Я вас прошу. Только никаких просьб, и вообще... Я вполне доволен своей работой и своим... У каждого свой уровень. И не беспокойтесь относительно того моего... не знаю, как и сказать... Во всяком случае, уверяю вас, что не имею намерения подавать заявление, переходить в другой отдел, жаловаться... Нечиталюку же я сказал все, что думаю о его действиях и поведении. И еще могу сказать. Виновата, пожалуй, моя вечная уступчивость, мое чрезмерное спокойствие. Но спокойствие, может быть, только внешнее. А в душе у каждого дремлют порой такие силы, о которых и сам не знаешь. Гамлет во втором действии говорит о своей слабости, а в четвертом заявляет, что у него есть воля, сила. Человек не может быть плоским, как фреска в соборе.

Гамлет и собор Савочке очень пришлись по вкусу.

- Приходилось и нам когда-то в пьесках участвовать, приходилось. А собор - чего же? И я в Софию иногда... Мозаики там - чудесная штука. Урок! Вот так и следователь обязан доказательства собирать и укладывать по камешку. Тогда картина преступления - и все. И конец. Торжество справедливости и юриспруденции, а также...

А также потоки глубокомысленных глупостей, которыми Савочка всегда пытается компенсировать свою недоученность, точно так же как Нечиталюк компенсирует ее своим безграничным энтузиазмом и робостью перед начальством. Довольно странная аналогия с Шекспиром! Но что литературные аналогии? Тут пригодился бы разве что их Фантюрист с одной из своих нелепых фантюресок.

Скажем, так. Двенадцатый этаж. За столом - следователь. Напротив преступник.

- Я от бабы удрал, я от деда удрал и от тебя убегу, - нахально заявляет он.

- Ну-ну, - посмеялся следователь и нажал на соответствующую кнопку. Вошли два милиционера.

- Отведите арестованного в следственный изолятор.

- Ах, я арестован?

- Да, вот санкция прокурора. Можете познакомиться.

- Надеюсь, там не написано, что мне запрещается взглянуть на свет божий из окна?

- Кажется, нет.

- Гуманно, гуманно. - Арестованный подошел к окну. - У вас тут чудесный вид.

- Не жалуюсь.

- И воздух, наверное, чистый, как для ангелов.

- По крайней мере чище, чем для преступников.

- Позвольте дыхнуть?

И толкнул раму, не ожидая разрешения. Наклонился, простер руки, будто хотел прыгнуть со страшной высоты, и вдруг... подался вниз по воздуху, как по желобу.

- Держите его! - крикнул следователь милиционерам. Все трое подбежали к окну, да было уже поздно. Арестованный отлетал дальше и дальше, уже был едва заметен над крышами, в лучах солнца, на горизонте. Летел на лазерном луче, как на волшебном коне. Жил в эпоху НТР...