Сергей Минаев - The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты

... ересь какая-то выходит. Не могу сосредоточиться, мысли скачут туда-сюда. Хочется написать тебе о чем-то важном. О том, без чего мы оба не можем. Хочется сосредоточиться на одной мысли, но не получается. Наверное, это оттого, что просто слишком много хочется тебе сказать. Мы не наговорились. Не выговорились. Наверное, ты и вправду любила не того мужчину. Я конченый идеалист. Или конченый эгоист, повернутый на синдроме Бэтмена. Я не хочу спасти весь мир, но в тот вечер мой мир он... на нем словно наметился скол. Чуть тронь его, и трещины побегут в разные стороны. Девчонка, которая лежала в студии, казалась мне важнее всего. Важнее случайной ночи с Дашей, важнее наших разборок из-за этого гребаного видео. Поверь, я не пытался маскировать свой глупый залет под вселенскую трагедию. Просто то, чем я жил последние годы, оказалось вдруг какимто катастрофическим фейком. Я начал терять себя.

Все вокруг только и делают, что говорят об ответственности. «Мы должны думать о том, какое влияние оказываем на аудиторию. Мы должны быть осторожнее с определениями. Аккуратнее с личными примерами».

Я, как и все вокруг, никогда не обращал внимания на эти туфтовые истины. Я всегда думал, что эта навязанная политкорректность и, типа, ответственность – чулан для тех, кто отгородился от мира плотной стеной своего страха. Или лицемерия. Но в тот вечер я впервые задумался над тем, что эта истина не такая уж и туфтовая. В тот вечер я испугался. Испугался даже не того, что произошло, а того, что с нас спросится. И спросится гораздо жестче, чем со всех остальных. Не подумай, что я с ума сошел, просто тогда я понял, что камера, микрофон, сцена – это как пистолет. Знаешь, что менты пишут кучу бумаг по поводу каждой выпущенной пули, даже если она ни в кого не попала? Так и нам придется писать, потом. По поводу каждого слова. Не знаю, кому, гораздо хуже, если самому себе. Я очень хотел, чтобы ты поняла меня тогда. Поняла, как мне это важно вдруг стало. Я испугался. И ты бы, наверное, поняла. Просто не в тот вечер. Просто не в том состоянии. Это я сейчас так думаю. А тогда мне казалось это очевидным для всех. Какая к черту Даша? Какое видео? Мне казалось, что...

...я думал, что ты... не то чтобы другая, но не такая, как они. Я знал это наверняка. Со своими запахами, мыслями, словами. Не такими, как у всех. Другими. Настоящими. Ты не можешь не понять меня. От тебя пахнет живым человеком, и, погружаясь в эти местечковые разборки, ты даешь им шанс... понимаешь? Ты подтверждаешь, что мы все одинаковые. И нам важно то, что рядом. То, что твое – здесь и сейчас. Пусть упадут все небоскребы, и смоет все острова, но самая главная катастрофа – это наша обида на близкого человека...

...А может быть, я просто дурак. Сам себе нарисовал театр. Много читаю чужих умностей и часто зависаю не на тех сайтах, где нужно. Может быть все гораздо проще между мужчиной и женщиной. И ты думала, что я взрослый мальчик, и все понимаю, может быть, ты хотела бы, а я...

Если бы я мог быть тем, кем ты хочешь. Если бы я на секунду влез тебе в голову и посмотрел на себя твоими глазами. Если бы у меня получилось. Знаешь, страшно не то, что у меня нет такой возможности. Страшно то, что, изменившись, вписавшись в образ однажды нарисованного тобой принца, я перестану быть собой. И ты... ты просто бросишь меня. Уйдешь, не обернувшись. И лучше не доводить до того момента, когда ты поймешь, что человек не соответствует тому портрету, который ты сама себе придумала. Еще хуже, когда человек начинает соответствовать портрету полностью, но тот портрет тебе уже не нравится. Лучше так, как оно есть. Каждый уносит кормить своих тараканов к себе домой...

Выходит, что я конченый эгоист, конченый псих, тщеславный (вполне вероятно) урод. Ты говоришь, что я могу быть капризней любого ребенка и мудрее любого, из известных тебе взрослых. И все это в одном флаконе. И я не готов с тобой спорить. Точнее готов, но бутылка виски еще не допита.

Вчера все выглядело как выбор между двумя женщинами. За одним исключением. Одной из них была ты. В комнате, передо мной. Со справедливыми упреками, с видео-историей, а другой была та девчонка, которую я даже не знаю, как зовут. Та, которая лежала в моей гримерке...

Я люблю тебя отчаянно, люблю безрассудно. Но я никогда не поменяюсь. I’m a creep, I’m a weirdo... what the hell I’m doing here?»

Как-то так. Лихо и бессмысленно. То, чего хотел – не сказал, зато сказал то, чего не хотел. Практически кликаю на «Отправить», но, в последний момент, передумываю и закрываю ноутбук. Не знаю почему, но в этот раз доверять свои чувства проводам не хочется. Договариваюсь с менеджером кафе, распечатываю текст, складываю лист бумаги вдвое, убираю за пазуху и выхожу на улицу.

В такси решаю положить письмо в почтовый ящик. Может быть, хоть эта вынужденная старомодность ее убедит? Она откроет ящик, если вообще его открывает. Не глядя, засунет руку, извлечет оттуда квитанцию о квартплате, несколько рекламных буклетов и мое письмо, затерявшееся между страниц каталога «Икея». Письмо, которое полетит в помойку. Пять абзацев, в которых мы оба, летящие в помойку. Just trash – me and you, it’s in everything we do, in everything we do...

Останавливаю такси, сую водиле пятьсот рублей и медленно иду к набережной. Располагаюсь на парапете со своей сумкой, бутылкой и сигаретами. Курю, плюю в воду, считаю разбегающиеся круги.

Мимо меня медленно проплывает прогулочный теплоход. Бухает музыка, люди визжат, смеются, танцуют на палубе. Завидев меня, кто-то поднимает вверх стаканы, я салютую в ответ. На корме корабля сидит чувак, уткнув голову в колени. К нему сзади подходит девчонка в футболке и джинсах, что-то говорит, но он лишь отмахивается, не поднимая головы. Девчонка разводит руками, вытягивает шею, как гусыня, и продолжает говорить на повышенных тонах. Оборачивается, замечает меня, с секунду смотрит пристально, потом задирает футболку, обнажая грудь, и принимается верещать уже в мой адрес. Я делаю глоток виски. Теплоход минует меня, а девчонка оправляет футболку и продолжает выговаривать мне. Когда корабль заползает под мост, парень, наконец встает, поворачивает голову в мою сторону, потом хватает свою спутницу за руку – что происходит дальше, отсюда не видно.

Я допиваю остаток виски, вынимаю письмо, скатываю его в трубку, засовываю в бутылку и бросаю в воду. Еще какое-то время смотрю, как бутылка Dewars медленно дрейфует в серых волнах реки. То подныривая, то возвращаясь на поверхность. Потом звезды в небе начинают подрагивать. Сильнее, еще сильнее, будто шарахаясь друг от друга. Я чувствую себя очень пьяным. Я беру сумку и возвращаюсь домой.