Дэниел Уоллес - Мистер Себастиан и черный маг

— Присаживайся, Генри, — сказал он.

Генри присел. Мистер Себастиан держал в руке перьевую ручку, которую аккуратно положил рядом с тетрадью; страницы ее по-прежнему были чистыми. Потом погрузил взгляд в глаза Генри. Такого Генри еще не испытывал. Чувство было такое, будто мистер Себастиан проник в самую его глубь.

— Это будет началом, — сказал он. — Началом твоей жизни в качестве мага. Но, до того как мы приступим, ты должен дать клятву. Клятву мага. Ибо то, что я собираюсь тебе показать, — тайна для тех, кто не маг, и если ты расскажешь им…

Он сделал паузу, чтобы Генри представил себе последствия. И Генри представил самое страшное, что могло случиться: немедленную и внезапную смерть от огня, от воды, что он погребен в земле, в гробу, или оказался в лодке посреди моря, где его не могут найти, потерявшийся, мертвый, лишенный языка, онемевший навсегда.

— Согласен?

— Но я не маг, — сказал Генри.

Мистер Себастиан поднял и опустил бровь:

— Не маг? Не маг?! Ты больше маг, чем даже я. Об этом я и говорю. В тебе кроется особая сила, столь огромная, что ты не способен осознать ее — пока. Сверхъестественная сила, которая, обладай ею обычный смертный, представляла бы опасность. И если бы ты открыл ее в себе до того, как научился ее контролировать, — о, горе ничего не подозревающему миру! В конце концов маг неизбежно теряет силу творить чудеса. Я вот уже теряю. Но прежде чем она покинет меня окончательно, я должен передать ее другому. Видишь ли, Генри, долгие годы я искал ученика, кого-то с сильным характером и способного носить мантию потусторонней власти после того, как я уйду. Уверен, я нашел его — в тебе.

— Во мне?

Мистер Себастиан кивнул с суровым видом:

— Человек, давший такую клятву, считается магом и получает доступ в мир магии. Готов ли ты?

Генри даже не нужно было раздумывать, однако он притворился, что думает, так, на всякий случай. Потом кивнул.

Мистер Себастиан достал из нагрудного кармашка маленький ножичек:

— Протяни руку.

Генри посмотрел на ножик, на свою руку. Потом снова на ножик. И — призвав на помощь ту особую внутреннюю силу, которую мистер Себастиан обнаружил в нем, а сам он пока еще нет, — протянул руку, почти как вчера к пасти Джоан Кроуфорд. Джоан Кроуфорд лизнул ее, но мистер Себастиан быстро проколол кожу на указательном пальце Генри, так что потекла тонкая струйка крови и капнула на пол. Мистер Себастиан мгновение пронзительно смотрел на нее. Затем уколол собственный палец и, когда из крохотной ранки появилась кровь, прижал его к пальцу Генри, прикрыл глаза и заговорил.

— Как маг, — говорил мистер Себастиан, — клянусь никогда не выдавать секрет какой-либо иллюзии или хотя бы говорить о магии с теми, кто не обучен тайным искусствам и кто не давал, как дал я, клятвы мага. Клянусь никогда не открывать источника моей магии или называть имя мага, учившего меня, и не исполнять перед человеком, не являющимся магом, какой бы ни было трюк, предварительно не доведя его до совершенства; в противном случае я потеряю все обретенные знания и умения. Также клянусь не просто создавать иллюзию, но жить в ней, казаться, но не быть, ибо только таким образом мы можем полностью слиться с магическим миром. Теперь, когда кровь мага и его ученика стали одно, клянусь исполнять все это отныне и навсегда.

— Клянусь, — сказал Генри.

Себастиан открыл глаза:

— Тогда приступим.

Основой всего были карты. Это мистер Себастиан сказал после того, как Генри принес клятву. «Карты — основа всего». Откровенно говоря, Генри ожидал чего-то большего после клятвы на крови, после сурового выражения на лице мистера Себастиана. Но они сосредоточились исключительно на картах — «строительных блоках, из которых возводится все остальное», — сказал он. И вот Генри упражнялся постоянно, дошло даже до того, что он буквальным образом продолжал свои упражнения даже во сне: просыпался с картами в руках, по-прежнему отрабатывая приемы, показанные ему накануне днем. По большей части он упражнялся в ванной комнате, потому что, как ему ни хотелось, не мог продемонстрировать Ханне, каких успехов добился: Ханна не была магом, не приносила клятвы, так что приходилось скрываться даже от нее. Днем это не составляло проблемы, поскольку Ханна была с Джоан Кроуфорд, а отец на работе, но когда они возвращались, то беспрестанно колотили в дверь, недоумевая, что происходит, и Генри, маскируясь, издавал душераздирающие стоны и охи, спускал воду в туалете и выходил. «Может, тебе показаться врачу? — спросил отец. — Как ни придешь, ты всегда там». Генри ответил, что врач ему не нужен, что все прекрасно, однако отец недоверчиво посмотрел на него, подозревая, что он говорит неправду. Дело же было в том, что отец сам стремился туда: однажды в чулане, за стойкой для швабр, Генри обнаружил бутылку джина. Он и не догадывался, что отец пьет, но тот чуть ли не с вечера то и дело прикладывался к бутылке. Вот, значит, где он занимался этим: в уединении ванной. Яблочко от яблони…

Для каждого слейта, карточной манипуляции, у мистера Себастиана было свое название. «Монтанское укрытие». «Карпатская борьба». «Восстание в горах». «Освобождение Гудини». Их были дюжины, и, как в школе, Генри должен был запомнить их все до единого. Но это было несложно. И выполнить нетрудно. Тяжело было только постоянно упражняться, повторять, но учеба пришлась на тот момент в жизни Генри, когда талант свеж и восприимчив, он схватывал самые сложные приемы на лету и к концу дня уже мог безошибочно повторить их. Даже мистер Себастиан был изумлен. «Ты будешь по-настоящему великим, — говорил он Генри. — Неповторимым, даже лучше меня. И мир поймет, даже если ты не скажешь, что ты всему научился у меня, потому что больше нет никого, у кого ты мог бы этому научиться. Никого, кроме мистера Себастиана».

Генри приходил к нему каждый день. Дожидался, пока Ханна уйдет играть с Джоан Кроуфорд, а потом во весь дух несся наверх через шесть лестничных пролетов, мимо удивленно глядевших на него коридорных и расфуфыренных постояльцев. И каждый день мистер Себастиан был у себя в комнате, ожидал его, сидя все в том же кресле, в том же наряде и с той же улыбкой на белом лице. Генри хотелось спросить о его коже, потому что руки у него были такие же белые, — хотел спросить, был ли тот вообще когда-нибудь на свежем воздухе, на солнце, поскольку это было сомнительно: он был похож на человека, который никогда не покидал номера, этого номера, родился в нем и жил, а всем необходимым его обеспечивало обслуживание отеля и горничные. Но интересоваться казалось невежливым, ведь причиной могла оказаться болезнь. Если бы мистер Себастиан хотел рассказать об этом, он бы рассказал, но Генри знал, что он не станет рассказывать. Они разговаривали только о магии, и обоим этого было достаточно.