Луиджи Пиранделло - Новеллы

— Это они! Ну что теперь? — обрушился он на Колли с угрожающим видом.

— Как только они войдут, я удалюсь, — отвечал тот, не трогаясь с места. — Можно подумать, что ты ждешь к себе самого римского папу. Не говорю уж о том, что ты мог бы и представить меня, эгоист ты эдакий!

Костантино Польяни кинулся открывать дверь, на ходу поправляя красивый русый хохолок надо лбом.

Первой вошла в студию синьора Консальви, затем — ее дочь; девушка была в трауре, лицо ее скрывала густая черная вуаль, в руке у нее был свернутый трубкой лист бумаги. На матери было великолепное светло–серое платье, оно удивительно шло к ее красивому лицу; пепельно–серые волосы задорно выбивались из–под изящной шляпки, украшенной фиалками.

Весь облик этой дамы красноречиво говорил о том, что она ощущает себя еще свежей и красивой вопреки возрасту. Вскоре подняла вуаль и дочь; она была не менее хороша, чем мать, но ее бледное лицо хранило выражение покорности судьбе и сдержанной скорби.

Вслед за первыми церемонными приветствиями Польяни счел нужным представить обеим дамам Колли, который по–прежнему сидел на диване, засунув руки в карманы, с потухшей сигаретой, в шляпе, надвинутой на самые брови, и, по–видимому, вовсе не собирался уходить.

— Вы скульптор? — спросила синьорина Консальви, внезапно зардевшись от смущения. — Колли... Чиро?

— Вот именно, Кодичилло! ( Хвостик (ит.) ) — отвечал тот, вытянувшись во весь рост; он все–таки снял шляпу, и теперь стали видны его густые сросшиеся брови и близко поставленные глаза. — Скульптор? А почему бы и нет? Да, я тоже скульптор.

— Но мне говорили, — чуть нетерпеливо, с легким раздражением продолжала синьорина Консальви, — мне говорили, что вас нет в Риме...

— Видите ли, я, как говорится, погулял, погулял по свету, милая барышня, — ответил Колли. — Прежде я постоянно проводил свои досуг в столице, ибо покорил волшебную страну — Стипендию.

Но потом...

Синьорина Консальви посмотрела на мать, та засмеялась и сказала:

— Как же нам теперь быть?

— Мне что, уйти? — осведомился Чиро Колли.

— Нет, нет, напротив, — поспешно ответила девушка. — Я даже прошу вас остаться, потому что...

— Ну и положение! — вырвалось у матери; затем, повернувшись к Польяни, она проговорила: — Впрочем, все это, пожалуй, поправимо... Вы ведь друзья, не правда ли?

— Самые близкие, — быстро ответил Польяни. А Колли прибавил:

— Вы не поверите, но за минуту до вашего прихода он собирался выставить меня за дверь!

— Да замолчишь ли ты? — прошипел сквозь зубы Костантино Польяни. — Прошу вас, пожалуйста, располагайтесь как дома. Чем могу вам служить?

— Видите ли, — начала синьора Консальви, усаживаясь, — моя бедная дочь, к несчастью, неожиданно потеряла жениха.

— Вот как!

— Ого!

— Ужасно! Представьте себе, это случилось накануне свадьбы! Несчастный случай на охоте. Быть может, вы даже читали в газетах? Его звали Джулио Сорини.

— Ах, Сорини, как же! — воскликнул Польяни. — У него прямо в руках разорвалось ружье?

— Это произошло в первых числах прошлого месяца... то есть нет... позапрошлого месяца... одним словом, тому уже три месяца. Бедняга доводился нам дальним родственником: он сын моего Двоюродного брата, который давно уже уехал в Америку, после смерти жены. Так вот, Джульетта — мою дочь зовут Джулиа, у них почти одинаковые имена...

Польяни изогнулся в изящном поклоне.

— Так вот, Джульетта, — продолжала мать, — задумала воздвигнуть памятник в Верано [3] Кампо Верано — кладбище в Риме. , на могиле своего жениха, чей прах пока что временно покоится в семейном склепе, и задумала она этот памятник в определенной манере... Ибо моя дочь всегда испытывала истинное пристрастие к живописи...

— Да нет... Зачем же... — смущенно прервала ее, опустив глаза, девушка в трауре. — Я это только так, чтобы время провести...

— Извини, милая, но если бедный Джулио желал, чтобы ты даже брала уроки...

— Мама, прошу тебя... — настаивала девушка. — В одном иллюстрированном журнале мне попался на глаза эскиз надгробного памятника по проекту синьора, который здесь... синьора Колли, эскиз мне очень понравился, и...

— Вот именно, — подхватила мать, приходя на помощь смутившейся дочери.

— И тогда, — продолжала синьорина Консальви, — я подумала, что с некоторыми изменениями...

— Простите, о каком именно памятнике идет речь? — осведомился Колли. — Ведь я их немало сделал, этих эскизов, в надежде получить какой–нибудь заказ хотя бы от мертвых, раз уж живые...

— Прошу прощения, синьорина, — вмешался в разговор Польяни, слегка задетый тем, что он вдруг оказался в тени, — вы задумали памятник по какому–то эскизу моего друга?

— Нет, не совсем такой, но... видите ли, — с живостью отвечала девушка. — Если не ошибаюсь, эскиз синьора Колли изображает Смерть, которая увлекает за собою Жизнь...

— А, припоминаю! — воскликнул Чиро Колли. — Скелет в саване, не правда ли, чей окостеневший контур едва угадывается под складками, хватает за руку Жизнь, цветущую девицу, которая того совершенно не ожидает... Да, да... Превосходно! Великолепно! Теперь я вспоминаю.

Синьора Консальви не могла удержаться от улыбки, любуясь редким самомнением этого удивительного человека.

— Скромно, не правда ли? — обратился к ней Польяни. — Он у нас человек весьма своеобразный.

— Вот что, Джулиа, — проговорила синьора Консальви, вставая, — не лучше ли тебе попросту показать свой рисунок?

— Обожди, мама, — ответила девушка. — Я полагаю, что надо прежде всего откровенно объясниться с синьором Польяни.

Когда у меня родилась мысль о памятнике, я, должна признаться, сразу же подумала о синьоре Колли. Да, да, ведь эскиз принадлежит ему. Но, повторяю, мне сказали, что его нет в Риме. Тогда я попыталась на свой лад, по собственному разумению и вкусу, переделать рисунок, иначе говоря, выразить в нем собственные мысли и чувства. Вы меня понимаете?

— Как нельзя лучше! — откликнулся Польяни.

— Я сохранила оба образа — Жизни и Смерти, — продолжала синьорина Консальви, — но полностью убрала идею о насильственном похищении. Теперь Смерть больше не увлекает за собою Жизнь, напротив, Жизнь сама, по собственной воле, покоряется судьбе и обручается со Смертью.

— Обручается? — растерянно пробормотал Польяни.

— Со Смертью! — загремел Чиро Колли. — Не мешай!

— Со Смертью, — повторила с застенчивой улыбкой девушка. — Мне хотелось ясно показать именно обручение Жизни и Смерти.. Скелет стоит окостенело, как на эскизе синьора Колли, но из–под савана высовывается его рука, держащая обручальное кольцо. Рядом с ним в смиренной позе робко жмется Жизнь: она тянется к скелету, чтобы принять из его рук кольцо.